Его живот урчал, и он мысленно рассматривал ничтожное содержимое кухни. Половина банки «Принглс», немного «Орео», коробка крекеров «Чиз-ит», половина пакета сырных палочек «Чиз Дудлс» и три банки диетической колы. Не очень хорошо на завтрак.

Ох. Он вспомнил, как вчера вечером видел витрину в Бар-Харбор, рекламирующую рогалики из Нью-Йорка. Он задолжал Вайолет хороший завтрак после угощения ее нездоровой пищей на ужин, и не давая ей спать всю ночь, занимаясь любовью. Если он поедет быстро, то сможет добраться туда и обратно за два часа, до девяти часов, и, если ему не изменяла память, останется еще немного времени до того, как Мисс Леняйка наконец, проснется. И на случай, если ее привычки ко сну, вдруг, изменились, Зак оставит записку, чтобы она не волновалась.

Мужчина тихо выскользнул из постели, схватил свою одежду с пола и взял гитару за гриф. Она громко вздохнула, когда Зак открыл дверь, но быстро перевернулась, глубоко вздохнула и снова заснула.

Внизу он принял душ, оделся, заправил свою кровать и собрал грязную одежду. Зак собрал записи, которые он сделал вчера вечером, положил свою гитару обратно в футляр и отнес их в подвальную студию, чтобы они ожидали его, когда он начнет писать позже.

Когда Зак поднялся по лестнице, он напомнил себе, чтобы оставить ей записку, но был отвлечен видом нескольких оленей, пасущихся на задней лужайке. Он стоял там и наблюдал за ними из окна кухни, удивляясь их изяществу и красоте, любопытствуя, правильно ли Вайолет сделала, уехав за город, вдали от шума и неистовой энергии города. Без задней мысли, он схватил ключи и куртку и направился к двери.

Вайолет медленно открыла глаза, моргая и щурясь от яркого света, проникающего сквозь края занавесок. Когда восхитительные воспоминания о прошлой ночи нахлынули на ее тело, она отвернулась от окон и легла на спину, протянув руку к Заку.

— Зак?

Девушка коснулась его стороны кровати, положив ладонь на гладкие простыни масляного цвета. Холодные.

— Зак? — позвала она снова, теперь немного громче, задаваясь вопросом, был ли он в ванной. Но единственным ответом был звук ястреба, зовущего своего товарища снаружи — пронзительный, неистовый крик, ожидающий ответа.

Девушка села и убрала волосы с лица. Появился намек на панику, но она боролась, чтобы подавить его. Зак мог быть внизу, в своей комнате или студии. Черт возьми, он мог пойти прогуляться или еще что-нибудь. Успокойся, Вайолет.

Я не причиню тебе вреда. Я, бл*ть, не причиню тебе вреда. Никогда больше.

Она перекинула ноги через край кровати и потянулась. Ее тело ощущалось чувствительным, и она улыбнулась, вспомнив последний раз, когда они занимались сексом, на рассвете — как он держал ее лицо между руками, когда они одновременно кончили, глядя друг другу глубоко в глаза, пока ее не закатились. Она сидела у него на коленях, держа лодыжки за спиной, и их тела дрожали вместе, покачиваясь, переполненные чувствами.

— Я не могу этого не иметь, — прошептал Зак. Его дыхание согревало ее голое плечо. Его голос был настолько мягким, что она задумалась, должна ли она была вообще слышать это. — Я не могу потерять это снова.

Слова были такими тихими, полными отчаяния и тоски, она крепко прижалась к нему, положив голову в изгиб его шеи, когда их дыхание вернулось в норму. Не говоря больше ни слова, он лег, потянув ее за собой, спиной к своей груди. Держа сильную руку под ее грудью, он прижал ее к себе, и выдохнул в ее влажные волосы.

— Спокойной ночи, Вайли.

Девушка встала и направилась в ванную, включив душ, наблюдала, как от пара стекло мгновенно запотело от пола до потолка. Она вошла и позволила воде течь по ее плечам, спине, бедрам, лодыжкам, каждый сантиметр которых был тронут, обласкан, любим и облизан Заком Обри прошлой ночью. Физически она ничего не скрывала.

Эмоционально она не отдавала многое.

Та частичка Вайолет, которая хотела верить ему, когда он говорил, что хотел ее девять лет, и что в Йеле он любил ее так же сильно, как и она его, начинала расти. Глаза Зака, такие честные и интенсивные, не дрогнули, когда он сказал ей, что сожалел о своих действиях, что он жаждал ее в течение тех лет, что они были порознь, что он читал ее книгу и понял, что это была их история. И хотя девушка знала, что Зак больше не хотел писать песни для «Cornerstone», он делал это для нее, чтобы вытащить ее из затруднительной ситуации и дать ей свободу писать то, что она хотела. Это был романтический и любящий жест, и она не могла отрицать, насколько правильно было снова писать с ним, несмотря на его первоначальное упрямство.

Девушка завернулась в полотенце и вернулась в свою комнату, остановилась, когда поняла, что его одежды и гитары больше не было. Волна паники захлестнула ее, и прежде чем она успела дать этому разумное объяснение, она выбежала за дверь своей комнаты и спустилась по лестнице босая, оставив за собой на деревянном полу дорожку из капающих капель воды.

— Зак? Зак?

Девушка обошла вокруг витой лестницы, ненадолго заглянула в пустую гостиную, а затем направилась к нему в комнату. Она распахнула дверь и ахнула. Его кровать была аккуратно заправлена. Там не было никакой одежды. Не было чемодана. И гитары. Ничего. Зак всегда был аккуратным, но не было никаких признаков того, что он вообще был там.

Вайолет прошла по кухне тяжелыми шагами, глазами изучая прилавки, не замечая Зака. Записка. Использованный стакан. Что-нибудь, что указало бы на то, что мужчина был здесь и вернется. Но здесь не было ничего.

«Может быть, он просто пошел прогуляться», — прошептало ее глупое сердце, стуча неустойчивым ритмом, когда она пробралась в гостиную. Она замедлила шаги, когда направилась к передним окнам, опасаясь того, что там найдет. Но на ее глаза все еще накатывали слезы, когда она увидела, что его внедорожник исчез.