— Прочь! — махнула им рукой королева и бросила в сторону Вивьен: — Воды!

Королеве, раскачивавшей Сабину в объятьях и утешавшей ее, удалось заставить баронессу сделать несколько глотков. Истерика пошла на убыль. Сабина выпрямилась и, взяв из рук служанки полотенце, высморкалась.

— Главное — он жив! А с живым можно поговорить и все выяснить, — видя, что баронесса уже способна воспринимать ее слова, ласково заговорила Бланка и вытерла слезы с ее щеки. — А теперь приведите себя в порядок и возвращайтесь в зал. Ни к чему давать придворным пищу для пересудов.

— Простите, ваше величество, за то, что я не сдержала своих чувств и чуть не испортила важную церемонию. Но неожиданное появление Габриэля вот так запросто, через столько лет… — И Сабина резко замолчала, борясь с вновь подступившими слезами.

***

За неделю до Троицы Габриэль прибыл в Париж. Трудный, полный опасностей путь остался позади. Их отряд, состоящий из шести рыцарей и полторы дюжины оруженосцев с вооруженными слугами, выглядел весьма внушительно. Тем не менее на юге Франции их дважды попытались ограбить. Видимо, разбойники никогда не сталкивались с боевым мастерством тамплиеров и понадеялись на то, что их самих гораздо больше. Напрасно! Отряд Габриэля не оставил им ни единого шанса на добычу, как, впрочем, и на дальнейшую жизнь.

Узнав, что король желает принять посольство из Акры в День Святой Троицы, в торжественной обстановке, шевалье обрадовался: у него есть целая неделя для того, чтобы освоиться в Париже! Он снял этаж на респектабельном постоялом дворе на правом берегу Сены, а храмовники отправились в свою резиденцию — в замок Тампль. Вместе с Габриэлем из Леванта прибыла дочь его погибшего друга, которую он пообещал доставить в ее родовой замок, расположенный на севере Франции. Он займется этим сразу же после приема во дворце, а пока что Изабель де Вир находилась при нем.

Шел день за днем; Габриэль радовался, что вернулся на родину. Находясь на Востоке, он даже не представлял, как сильно соскучился по соотечественникам, местной природе, городам, зданиям, даже по тому слепому нищему, просящему милостыню у старенькой часовни. Щурясь под ярким, почти летним солнцем на Гревской площади, Габриэль с блаженной улыбкой рассматривал огромный собор Нотр-Дам и башни королевского дворца. Какой-то сорванец подергал рыцаря за рукав и нахально попросил обол. Видно, решил, что улыбающийся богач ему не откажет. И оказался прав.

— Бани нагреты! [75] Бани нагреты! Спешим в баню! — монотонно пробормотал у него за спиной не слишком усердный зазывала.

Оглядевшись вокруг, шевалье заметил на углу квартала это заведение, но решил посетить его ближе к вечеру. В Леванте Габриэль привык ежедневно мыться и пользоваться благовониями; вернувшись на родину, он решил и дальше придерживаться этих полезных привычек. «Заодно закажу хорошенькую девушку с нежными ручками для массажа… и не только», — улыбнулся он, предвкушая вечерние наслаждения. Красавчик Габриэль мог бы не прибегать к услугам продажных женщин. Однако добропорядочные дамочки зачастую влюблялись в него и требовали продолжения отношений, а это влекло за собой неприятные объяснения. Гораздо проще заплатить за ночь и наутро не чувствовать за собой никаких обязательств.

Его мысли прервала промелькнувшая знакомая фигура. Перекрикивая городской шум, шевалье заорал:

— Анри! Бродяга!

— Сеньор? — Анри наконец-то разглядел в толпе Габриэля (чей голос он уже успел позабыть) и изумленно вытаращил глаза, а затем неуверенно подошел ближе.

— Дьявол, как же я рад тебя видеть! — Габриэль с чувством хлопнул бывшего оруженосца по плечу и, не сдержавшись, крепко его обнял.

— Живой! — протянул потрясенный Анри и грязным кулачищем размазал по лицу предательскую слезу.

— Да, живой, живой, — ответил Габриэль и для пущей убедительности еще раз крепко хлопнул его по плечу. — Рассказывай, как живешь, что делаешь?

— А что рассказывать-то? После того как вас ранило, я пристроился к другому рыцарю: потери тогда были огромные, выбирать не приходилось. Но и его вскоре убили. Потом Симону де Монфору раздробило голову камнем, а Амори подписал мир. Многие рыцари, не веря, что сын Симона унаследовал его необыкновенную удачу, покинули юг. И такие, как я, — десять лет воевавшие и ничего другого не умеющие — остались не у дел. В общем, разбрелись мы по большим дорогам Франции. Эх! — Анри махнул рукой с усталой обреченностью. — Дальше лучше не рассказывать.

— Если я правильно понял, сейчас мой велеречивый оруженосец свободен?

— Да. Хотя какая это, к черту, свобода?

— Тогда предлагаю снова послужить мне. Не возражаешь? — весело подмигнул шевалье.

— Возражаю?! Я?!

— Недавно я вернулся из Святой земли, и мне нужны верные люди! Ты же по-прежнему верен мне?

— Господин… сеньор… да всей душой! Всей, всеми… всей плотью! — с трудом подобрал слова обычно немногословный Анри.

— Вот и договорились!.. А ты стал болтлив. Сколько слов сразу! Видно, привольная жизнь сделала из тебя философа, — расхохотался шевалье.