— Эдвард!

Испуганный вопль разрывает слух, и Эмма, вырвавшись, летит к сыну. Она падает на колени рядом, растерянно тормошит его, покрывает посеревшее личико торопливыми поцелуями, зовёт срывающимся голосом:

— Эдвард… Эдвард, сыночек, очнись. Ну же, лисёнок, вставай. Встава-А-А-А… — увидев окровавленную ладонь, кричит истошно, вскинув лицо к затянутому туманом небу, а потом глухо воет на одной ноте, прижимая неподвижное тельце.

Вой сменяется судорожным всхлипом-вдохом, Эмма замирает неподвижно, уставившись в пустоту. А потом начинает покачиваться как заведённая взад-вперёд, мурлыча под нос:

— Спи, лисёнок, спи, мой родной. Мама всегда будет рядом с тобой.

Она баюкает Эдварда, нежно убирает упавшие на лоб тонкие рыжие прядки, бережно укладывает тело на камни, заботливо расправляет задравшийся жилет. Проводит по маленькой ручке ладонью и вскакивает с безумным видом, кидаясь на Гастона с кулаками:

— Чудовище! Ты убил его! Убил нашего сына!

— Замолчи, дура! — огрызается тот, вяло отбиваясь от обезумевшей женщины.

Та падает ничком на выщербленные камни, вцепляется в волосы и, захлебываясь рыданиями, скулит:

— Убил! Убил! Убил! А-а-а….

— Идиотка безмозглая! — Гастон желчно сплёвывает под ноги, подходит и подхватывает Эдварда на руки.

— Нет! Отдай его мне! — с диким визгом Эмма вцепляется в мужскую ногу и волочится за ней по камням как якорь.

— Отстань! — взбрыкивает Гастон. — Да отвали, дурная баба! Или тебе сын не нужен?

— Что? Что ты сказал? — Вскидывается Эмма и глаза её загораются сумасшедшей надеждой.

— Что-что? Сопли утри и слушай. Я воскрешу его, но только до рассвета. Пока солнце не встанет, свяжешь его жизнь, иначе щенок умрёт. Поняла?

— Д-да…

— Иди, давай, готовься. Придешь за четверть часа до зари. Я закончу ритуал и заберу его с собой. Воспитаю, пока он окончательно не превратился в бабу.

— А я? К-как же я?

— А ты останешься с мужем, если не помрёшь. А что ты думала, милая? Чёрная магия требует жертв. Выбирай: или он, или ты?

— Он, конечно, он… — торопливо всхлипывает Эмма, обвивая ногу Гастона руками и благодарно покрывая поцелуями его заляпанный грязью сапог. — Спаси его, умоляю!

— Спасу! А теперь, убирайся! И чтобы ни одна живая душа… Поняла? Пошла вон!

Гастон небрежно откидывает её мыском и ступает в полукруглый зев башни, исчезая во мраке. Эмма кое-как встаёт, шатаясь как пьяная.

— Я всё сделаю. Всё-всё, что хочешь… — бормочет она, слепо хватаясь за разрушенную стену руками, и ковыляет прочь, погружаясь в серый туман, безостановочно шепча: — … лишь бы Эдвард жил. Лишь бы он жил…»

Боги!!

Нервно кусаю губы, краем сознания отмечая солёный привкус во рту. Чудовище!

— Какое же он чудовище, — шепчу, размазывая слёзы. — Бедный, бедный рыжий….

— Ш-ш-ш… Это прошлое, Мири, — тихий голос дуновением невидимого ветра взметывает растрепанные пряди и высушивает влагу на щеках. — Ты должна пойти за ним в башню.

Киваю и делаю шаг, ступая из туманной пелены на каменный двор: Эмма скрюченной старухой проходит совсем рядом. Заглядываю в её глаза, но они пусты и безжизненны. Призрак…

А, тот, Гастон, он тоже призрак?

— Да. Не бойся, — шепчет ветер, настойчиво подталкивая вперёд, — они не видят тебя. Призракам прошлого нет дела до живых. Иди…

Хоть ветер и заверяет, что я вне опасности, всё-таки первый шаг во мглу делаю непроизвольно зажмурившись.

Осторожно приоткрываю одно веко и с облегчением выдыхаю. Тьма отступает. Там, где я касаюсь её, спешно втягивается в щели и трещины, испугавшись едва различимого голубого свечения. Она наблюдает за мной немигающим взором тысячи мутных глаз, сладострастно урчит тысячами жадных до силы глоток, едва слышно скребет каменную кладку тысячами острейших когтей, затаившись в засаде.

Брр, мерзость!

Чёрная магия терпеливо выжидает, и я тоже жду.

— Иди… Вперёд… Прямо… Прямо… Направо… Ещё раз… Налево… — далекое едва слышное эхо кружит вокруг, давая подсказки. Послушно переставляю ноги, уходя глубже под землю по крысиному спиральному лазу. — Стой! Смотри…

Тьма всё так же ждёт своего часа, затаившись по норам, нарочно затягивая плотной непроглядной пеленой огромную пещеру, но даже ей не под силу скрыть то, что вижу…

Я смотрю сквозь бездонный мрак, сквозь сплетения чёрной лохматой паутины и вижу… под неверным зеленовато-серым светом, неспешно струящимся из провала потолка, распростертое детское тело с белеющей грудной клеткой.