– И что вы сделаете?

– Понесу вас, - отозвался он просто.

Ух ты... Заманчиво вообще-то. И, будь я в нормальной одежде, даже воспользовалась бы предложением - не из усталости, но ради удовольствия. А так... нагружать несчастного светлого весом всего этого кружевного ужаса не особенно хочется. Так, глядишь, запыхается и решит, что ему такое счастье и даром не надо! Или на другие подвиги во имя прекрасной дамы сил уже не останется...

Очевидно, нечто такое-эдакое всё же отразилось на моём лице, потому что светлый таки подхватил меня на руки.

– Позвольте мне немного своеволия, - сказал он тихо.

А я что? Я ничего: обхватила его шею руками, распределила вес, чтобы ему было максимально удобно, прижалась к весьма рельефной груди, обвила хвостом талию и получала удовольствие от происходящего. Подумаешь! В крайнем случае энергией поделюсь.

Лестница и впрямь была настолько длинной, что казалась почти бесконечной. В какой-то момент я даже ощутила лёгкую тревогу: что ждёт там, наверху? Какой будет эта ночь? Правильно ли происходящее?...

Боги, веду себя, как настоящая невеста. Ну не глупо ли? Дабы отвлечься от собственного непробиваемого идиотизма, я осторожно уточнила:

– Вы сказали, что недавно узнали нечто, что очень огорчило вас и изменило ваш взгляд на Светлую Империю. Что это, если не секрет?

Он тихо вздохнул и, помолчав, отозвался:

– На самом деле - секрет. Я не могу рассказать всего - это слишком много, слишком больно и слишком опасно. Но вы доверили мне кое-что своё, и я отвечу тем же. Видите ли, я выяснил, что мой отец - не мой вовсе; мать родила меня, когда была любовницей другого мужчины. И тот, кого я всю жизнь называл отцом, знал об этом. Более того. Он... одобрял это. Потому что её связь с моим настоящим отцом была удобна для дел.

Ух ты.

Нет, я вполне себе слышала, что такие штуки в Светлой Империи случаются, но ребёнку-то зачем было рассказывать? Хотя... ставлю на то, что узнал он случайно, благодаря своим способностям. Интересно, не отправили ли его с младенчества в Храм именно из-за того, что эта правда могла вскрыться?

– Вы можете себе представить такое лицемерие?
– его голос дрожал от ярости.
– Они, приезжая ко мне в гости раз в полгода, говорили о святости. О вере. О чистоте помыслов. Но больше всего, конечно - о репутации семьи. И чего стоят эти слова?

– Боюсь, я рискую сейчас вас разозлить настолько, что вы меня уроните, ещё и сверху попрыгаете, - сказала я тихо.
– Но нет в этом мире ничего однозначного. Если ваша мать так поступила, значит, у неё были причины. Это не делает её хуже, поймите! Да и ваш отец... Кто знает, какие там были обстоятельства? Кто знает, что стояло на кону? Я понимаю, что говорю с точки зрения носителя тёмной веры, которая ставит личные свободы во главе угла, но "хорошо" и "плохо" - всего лишь сиюминутные моральные ориентиры, а личные отношения на то и названы личными, что они - потёмки.

Светлый помолчал.

– Я могу принять эти слова, когда их говорите вы, - сказал он тихо.
– Я могу понять их, когда их говорите вы, потому что это - то, как вас воспитали, и вы всегда придерживаетесь именно таких взглядов. Но в устах своих родителей, которые привыкли критично высказываться по поводу чужой морали, в устах своей матери, которая недавно опозорила одну донни за то, что та дружелюбно улыбнулась мужчине на улице... в их устах я не могу этого принять. Никак.

Мне на это осталось только вздохнуть и оставить скользкую тему.

Разумеется, я понимала, почему светлому тяжело. Это нас с самого детства учат, что ничто не истинно, всё не то, чем кажется, а пресловутый "грех", с которым так любят носиться иные экзальтированные личности - понятие, по большому счёту, ситуативное и вариативное. Нас учат смотреть на жизнь не как на набор примитивных дуальных понятий вроде "хорошо-плохо", "правильно-неправильно", но как на вязь причинно-следственных связей, паутину решений и последствий, которые в итоге составляют любую человеческую судьбу. Хочешь нарушать правила - нарушай, хочешь грешить - греши. Твой личный выбор, и ответственность за него как перед законом, так и перед самим собой нести придётся тоже тебе одному, и не в каком-то невообразимом посмертии, а здесь и сейчас, каждую секунду. Потому что именно твой выбор в конечном итоге определяет, кто ты есть.

Как несложно догадаться, в отпущение грехов посредством пожертвования денег Храму у нас тоже не верят.

У светлых всё иначе. Тут априори предполагается, что любой индивид должен быть "хорошим", дабы заслужить после смерти билет первого класса прямиком в Царство Света. При этом, на базовом уровне понятие "хороший" предполагает, в первую очередь, послушание и веру.

Соответственно, представителям этой традиции прививают максимальный категоризм. Будучи помноженным на юношеский максимализм, он порождал опасный коктейль - как раз тот, что бурлил сейчас в этом конкретном светлом.