– Кани - не какой-то неведомый лекарь, а мой друг и твой приятель, - сказала я мягко.
– И говорить вы будете о том, о чём сама захочешь.

Она дёрнула плечом.

– Твой светлый будет беситься, - буркнула, но явно больше для проформы.

– Его неприязнь к Кани - только его половые трудности, - отрезала я холодно.
– И, если больше возражений нет...

Джиа отвернулась; возражений, кажется, не было.

*

– Я не ненормальная, - сказала Джиа.

Я только мысленно простонала: именно с этого подруга обычно начинала разговор с лекарями разума. И они, разумеется, либо тут же понимали, что что-то не так, и делали охотничью стойку, либо пытались убедить Джи в обратном. И та, и другая линия поведения обычно убивала доверительный разговор в зародыше.

– Я тоже, - вздохнул Кани философски и отпил шоколада.
– Хотя иногда меня посещают сомнения.

Мне пришлось прикусить губу, дабы не заржать. Джи заморгала, явно не ожидая такого поворота.

– Почему?
– спросила она даже немного неуверенно.

– Я сижу с вами, хотя и знаю, что вашим парням тут же доложат, и мне в очередной раз придётся давать клятвы, сращивать сломанные после круга конечности или лечить ожоги от светлой магии. Тем не менее, я продолжаю с вами общаться. Это ли не признак мазохизма?

Я стиснула зубы. Весёлость испарилась, как не бывало.

– Кани, пожалуйста, позволь поговорить с ними...

– Нет, - Канидо был спокоен и безмятежен.
– В этом всё дело, верно? В том, что в демонах страсти, инкубах и суккубах, видят только тело и относятся с предубеждением. Причём все - и свои, и чужие. Общественное мнение отказывает нам в праве даже иметь друзей. Все тут же, с порога убеждены, что, если мы ужинаем с кем-то, то с этим же "кем-то" непременно спим. Отрабатываем ужин, так сказать.

Джи моргнула. Мне осталось только подавить вздох: как ни крути, Кани говорил правду.

– Я не хочу, чтобы вы за меня заступались, - продолжил он.
– Я по праву вхожу в группу успевающих. И могу решить эту проблему.

Мы молча отдали должное горячему шоколаду: сказать тут было нечего. Хотя Дайнор, по хорошим делам, заслуживал разговора: его предубеждение по отношению к суккубам и инкубам было проблемой само по себе, но в случае с Кани, который был моим первым любовником, всё было... скажем так, совсем сложно.

– Раонок - не мой парень, - сказала Джиа резко, и я с облегчением поняла, что всё получилось.
– В этом и проблема: он не мой парень. Я просто иногда с ним... удовлетворяю потребности. Люблю я другого.

– И давно?
– уточнил Кани мягко.

– Что - давно? Удовлетворяю потребности или люблю?

– И то, и другое, - прекрасные глаза Кани таинственно мерцали в свете магических фонарей. Он явно использовал суккубьи чары, настраивая Джи на более миролюбивый лад.

– Я влюблена... очень давно. Почти с детства, если честно.

– Как я понимаю, это платоническое чувство?

– Да, - бросила Джиа.
– Но это - серьёзно. А вся ерунда с Раоноком - просто... наши тела и пристрастия просто совпадают. Не более того.

– Не более того...
– повторил Канидо задумчиво.
– Но и не менее. Многие тратят всю жизнь, чтобы отыскать такое совпадение. И любовь сердец частенько разбивается о несовпадение пристрастий и тел, увы.

– Намекаешь, что мне нужно повиснуть на шее у Раонока и прокричать "Люби же меня!" только из-за того, что нам хорошо вместе? Так это - не главное в любви!

– А что главное?

– Прозвучит по-детски, но - душа!
– Джи была взвинчена.
– А пристрастия... всегда можно подстроиться друг под друга, верно?

– Резонно, - кивнул Кани.
– Хотя практика и показывает, что подстроиться можно далеко не всегда, и сознательные потребности нередко проигрывают инстинктам и подавленным желаниям, но... это по-настоящему сложный и неоднозначный разговор, которому тут не время и не место. Да, справедливо то, что чаще можно найти баланс в интимной жизни, если между партнёрами есть истинное взаимопонимание. И, пожалуйста, не пойми превратно: я не считаю, что ты должна бросаться кому-то на шею. Это сугубо твоё личное дело и вопрос выбора. Я хочу лишь удостовериться, что ты смотришь на ситуацию открытыми глазами и отдаёшь себе отчёт в том, что происходит.

– Я, по-твоему, какая-то дурочка? И в группу успевающих попала по протекции? Ты так считаешь?
– Джи распалялась, и ярость поблескивала в её алых глазах.

– Нет, - инкуб был спокоен, как дверь.
– Я считаю, что даже самые умные существа имеют право на чувства. И становятся в какой-то степени беспомощными и уязвимыми, когда эти самые чувства испытывают. Что бы там кто ни пытался говорить, это - всего лишь - нормально. Да, у нас принято заменять эмоции здравым расчётом, запирать их внутри, всячески подавлять, натягивая на лицо дежурную маску заправского циника... Таковы особенности нашей культуры, таковы негласные стандарты: душевные порывы у могущественных существ якобы должны вызывать только лёгкую снисходительную гримасу, полную цинизма. Что - ложь, разумеется. Эмоции никуда не исчезают, они просто подавляются и переплавляются под прессом показного равнодушия в нечто порой весьма неприятное. Так что не стоит ставить знак равно между чувствами и глупостью, Джиа. Это не так.