Шрифт:
— Что, что…? — продолжает Дэвид. — Поехали вместе, любимая? Я тебя подожду, отменю все свои дела, и тогда мы могли бы…
— Дорогой, мне еще нужно не меньше часа на сборы.
— Да ничего, я подожду. Правда, все в порядке.
— Хлоя обещала за мной заехать, так что не стоит утруждать себя. — настаиваю и, чтобы сгладить все неровные углы, целую кротко в губы. — Не стоит из-за меня переносить свои планы и подставляться на работе. Правда, Дэвид.
— Джози, я же сказал, все в порядке. На массаж можно сходить с Хлоей и в другой раз. Что тебе стоит перенести?
— Дэвид… — смотрю в упор на него, раздражаясь все больше. — Мы договорились! И вообще… Вам пора! Идите уже, а то опоздаете. Целую, — посылаю воздушный поцелуй обоим, выпроваживая своих недовольных мужчин.
— Мамочка, у тебя все хорошо? — оторвавшись от приставки, спрашивает удивленно ребенок.
— Что с тобой, действительно? Ты какая-то не своя последнее время. Я что-то сделал не так? Обидел тебя? Скажи мне, — взволнованно всматривается в мое лицо, поглаживая большим пальцем щеку.
— После аукциона немного нервы расшатаны. Все в порядке, ты здесь абсолютно ни при чем. Не переживай, прошу тебя, — уверяю, пристально глядя в глаза. — Джеймс, пожалуйста, не отказывайся от роли птички в школьной постановке. Всего-то пять минут на сцене и…
— Не дождетесь!
— Хорошо, сдаюсь, — поднимаю обе руки в знак поражения. — До встречи, — целую в лоб ребенка и буквально захлопываю дверь перед их носом, сползая по двери на пол. Вновь нехотя мысленно возвращаюсь к тому самому злополучному дню…
Хьюго молча выходит из кабинета, и сквозь стеклянную стену я вижу, как он медленно приближается к Дэвиду, приветствуя его. Как ни в чем не бывало пожимает руку. Немного обернувшись, смотрит в упор на стеклянную стену будущего кабинета Элизабет, зная, что я сейчас наблюдаю за ними. Разговор их слишком уж затягивается… Что он там ему рассказывает? Господи… Я не знаю, что сейчас чувствую. Прижимаюсь лбом к запотевшей стене, пытаясь унять ноющую боль в груди и частое сердцебиение. Пробую всеми силами перевести дыхание от полученного адского удовольствия.
Посмотрев на себя в зеркало напротив, увидела залитые красные щеки, опухшие губы от терзаний мужских губ, от страстных поцелуев Хьюго. Рябь на коже и синяки на шее, груди, а глаза… Глаза, будто смоль, отражающие избыток чувств, пережитых несколькими минутами ранее.
Трясущимися руками еле надела слегка мятое платье, ощущая во всем теле страшную болезненную дрожь. Выхожу из кабинета, стараясь быть незамеченной. Но не тут-то было! Моей руки мягко касается чья-то чужая грубая ладонь, призывая тело обернуться.
— Где же вы пропадали, миссис Кэмпбелл? — спрашивает с такой интонацией, будто поймал меня с поличным, уличил в чем-то греховном и низком. Взяв себя в руки, стараюсь придать голосу твердости и спокойствия.
— Мне стало нехорошо, я отошла ненадолго. Хотела побыть одной, — киваю, не смотря в глаза, пытаясь поскорее скрыться из виду.
— Знаете, Джозефин, — продолжает говорить мне вслед. — В одном из романов, благородно преподнесенном одним уважаемым господином мне на долгую память, была интересная и содержательная мысль. С вашего позволения я процитирую ее. Это не займёт много времени, — оборачиваюсь, стараясь унять накатившую дрожь в теле. — «Очевидно, каждой человеческой душе необходимо отвлечение. Грех в этом отказывать себе. Но беда любой поездки в том, что рано или поздно всем нам приходится возвращаться домой», — поцеловав ладонь, Адам Холд покинул меня, оставляя в центре зала одну. Невероятно потрясенную и окончательно потерянную. Он явно под этой цитатой имел в виду двойной смысл ее значения, намекая на мою супружескую жизнь… Неужели он все видел? Что же будет, если он расскажет о своей догадке Дэвиду? Либо у меня паранойя, либо…
— Джозефин, вот ты где! Я повсюду ищу тебя… — не успел до конца высказать свою мысль мой муж, как я незамедлительно бросаюсь в его объятия, словно вернувшись домой к человеку, чьи умные карие глаза всегда наполнены любовью, а бескорыстная душа и большое чистое сердце безвозмездно согреют в любое время мою лживую сущность, нутро предательницы и изменщицы.
— Прости… Прости меня, Дэвид, — тихо шепчу, уткнувшись в теплую грудь, стараясь всеми силами скрыть непрошеные слезы…
Что я наделала? Что? Зачем? Это измена… Предательство! Боже! Господи, это измена! Я предала мужа… Остается только назвать себя тварью, последней конченой проституткой и рассказать все как на духу Дэвиду, а потом молиться, чтобы он меня не бросил…
Эта мысль и сотня подобных посещает меня вот уже неделю. Ровно семь дней я не могу нормально спать, есть, думать о чем-либо другом. Просто схожу с ума. Совсем потеряла покой. Не отвечаю ни на чьи звонки, сообщения. Исчезла как будто для всего мира.
Самое ужасное во всем произошедшем, что когда я была с другим мужчиной, то совсем не почувствовала вину за свой проступок. Совсем! Как будто все шло правильно, именно так я и чувствовала. Нет! Ну как так можно? Я смотрела в глаза мужу через стеклянное помещение, находясь в чужих объятиях, и чувствовала такой сильный жар и желание, которое не испытывала вообще никогда в своей жизни! Никогда! Смотрела в глаза Дэвида и получала истинное удовольствие! Адреналин.