— Я проклят. Если я проявляю привязанность... любую, глубокую, истинную привязанность, к другому человеку, он умирает. Так было всегда.

Калем встал, расхаживая взад-вперёд за креслами.

— Что, ты имеешь в виду, физически?

— Строго говоря, нет, — я снова провернул кольцо вокруг пальца, и это беспокойное движение успокоило что-то внутри меня. Может быть, Лина что-то заподозрила. — Это больше касается эмоций. Флирт, мимолётные мелочи, случайные связи — всё это нормально в теории. Но если что-то глубже развивается…

— Они умирают? — спросил Калем.

— Да, — я сделал паузу, взвешивая, сколько именно информации нужно рассказать, информации, которая могла бы раскрыть моё прошлое.

Проклятия были редкостью, особенно такого рода. Но я доверял своим людям, и они нуждались в чём-то большем, если собирались позволить мне спасти Лину в обмен на репутацию гильдии. Проглотив сомнения, я постарался говорить спокойно: — Давным-давно я перешёл дорогу верховной жрице, и она прокляла меня. Я убил... многих. Только потому, что я слишком сильно переживал. Проклятие вызывает болезнь, которая, достигнув определённой стадии, не может быть обращена вспять.

Лицо Коста побледнело. Между нами повисло молчание, пока Озиас не прочистил горло.

— Как ты справляешься с гильдией? С нами?

Моя улыбка была хрупкой.

— На грани фола.

— Боги. Это ужасно, — Калем остановился и схватился за спинку кресла. — Но какое это имеет отношение к Лине? Не похоже, что ты её любишь.

Я мог бы поклясться, что кто-то ударил Коста в живот, судя по тому, как он смотрел на меня. Я боролся за следующие слова, которые не хотели выходить наружу.

— Не люблю.

Ещё нет. Но теперь появилась линия. Грань между интересом и чем-то более глубоким, и она была слишком заметна.

Лицо Калема стало мертвенно-бледным.

— Она тебя любит? Боги, Нок. Прости. А я и не знал.

Моё сердце беспричинно затрепетало при этой мысли.

— Нет. Я не знаю. Это не имеет значения. Неразделённая любовь не убьёт её. Только мои чувства несут в себе смертный приговор. Такое уже происходило раньше.

Тяжёлый взгляд Озиаса, его сочувствие пронзили моё сердце.

— С кем?

Я отрицательно покачал головой. По правде говоря, я не знал, скольких убил. Амира и Боуэн, определённо. Но скольких ещё я приговорил к смерти? Война, вызванная кончиной Амиры, длилась десять долгих лет. И в течение десяти лет я наблюдал, как умирают мои самые близкие братья, списывая это на обычную чуму в окопах. Все они пошли одним и тем же путём: потемневшие глаза. Потрескавшаяся кожа. Кашель с кровью. Лихорадка. Смерть.

Их было слишком много, чтобы сосчитать. Моих родителей пощадили только потому, что жрица обязана была защищать трон. Она защитила их от проклятия, чтобы исполнить свой долг. Но Лина…

— Я просто... Я не могу убить её. Не тогда, когда я чувствую, что убиваю их снова и снова. Будь то проклятие или награда, она этого не заслуживает.

Почувствовав, как Лина свернулась калачиком во сне рядом со мной, я понял, что у неё есть потенциал стать чем-то большим. Этот огонь в её душе был слишком реален. Слишком соблазнителен. У меня никогда не будет шанса узнать наверняка, я никогда не позволю себе выйти за пределы холодной отстранённости, но, по крайней мере, я могу пощадить её.

Калем повернулся ко мне с испуганным выражением в глазах.

— Поэтому мы оставим её в живых.

— Только если мы все согласимся, — я взглянул на Коста. Он был совершенно спокоен, но его молчание было почему-то громче и требовательнее, чем любая вспышка гнева Калема. — Да?

— Мы всё ещё можем убить её, — Кост уставился в пол, подёргивая пальцами. — Если её смерть так сильно тебя беспокоит, ты всегда можешь вернуть её.

— Об этом не может быть и речи, — мне было трудно говорить ровным голосом.

Как мастер гильдии, я мог бы воскресить её. Смешав мою кровь с её, мы изменим ход времени, восстановив работу её органов и сердца. Но что это с ней сделает? Потеряет ли она своих тварей? Откажется ли от холодной реальности нашего существования и повернётся ко мне спиной?

Это был бы лучший из двух вариантов. Потому что, если она останется, если простит меня и станет жить в Круоре, она станет бесконечным источником искушения, и я не был уверен, что у меня хватит сил сопротивляться. Один промах. Одна ошибка, и она снова умрёт, на этот раз от моей руки, не имея возможности возродиться. Я не мог поднять то, что уже однажды вырвал из лап смерти.