– Так хорошо?
– жестко придавив пальцем особо чувствительный комочек плоти, спросил бастард - Когда так делаю? Конечно, хорошо... Течешь, течешь мне на руку... Дрожишь вся! Когда пойду внутрь, не будет больно. Ты теперь влажненькая, сливочная... Я тоже весь мокрый, Бабочка. Соединимся, как масло с вареньем.

– Нет! НЕТ!!! НЕТ!!!

– Да!
– перебил, проникая пальцем в горячее уже гнездышко - Давай, подвигайся! Как совсем хорошо станет, тогда и войду. Не хочу... тебя мучить.

Поганый маграх! Вот, если что и ненавидел Дьорн, так это трепаться с бабами в постели. Это жутко мешает и отвлекает от того, зачем вся эта бодяга обычно затевается! Но... с женой именно ХОТЕЛОСЬ говорить! Рассказывать. Успокаивать. Хотя бы постараться, чтоб и ей тоже стало если и не хорошо, то хотя б приемлемо и терпимо.

Она же... она двигалась, подчиняясь его ласкам, плавно вниз... и, словно стремясь сбежать - вверх! Тоненькое, девическое ещё, тело била сильная дрожь. Белла глухо стонала себе в ладони, прижав их ко рту, то прикрывая глаза, то наоборот, широко распахивая.

Лаская становящуюся податливей и податливей суть одной рукой бастард гладил груди, живот, бедра, шепча при этом какую - то ласковую, успокаивающую ерунду. И пьянея, пьянея, пьянея еще больше, хотя ни капли браги уже не было в крови.

Беллиора вскрикнула. И вдруг замерла, сильно сведя ноги и уперев одну из маленьких ступней в бронзовое плечо мужа.

– Стоп!
– крикнул он, убиря руку - Постой, девочка. Не так скоро. Я еще не был в тебе... Давай, иди ко мне, иди...

Встав на колени, дико радуясь наставшему моменту, наконец - то проник уже изнывшимся членом прямо в покорно принявшую его, тугую, горячую глубину.

– Не больно?
– глухо, прерывисто спросил, слегка двинувшись внутри - Белла?

Беллиора ответила глухо, из под ладоней:

– Неудобно, геррн. Мешает... Ааах!

– Так будет какое - то время, моя девочка, - горячо зашептал лорд, прижимаясь губами к прохладной шее жены и наращивая темп движений - Туго... Понимаешь, ты такая тугая... ну, маленькая! Это слишком много для тебя. Ты попробуй двигаться со мной вместе. Вот так, да. Привыкнешь... позже.

Он старался сделать толчки плавными, мягкими, не заходя далеко. Очень бы хотелось распороть леди Скромность надвое! Однако же зная, что так ничего не добьется, кроме боли, старался теперь для нее так, как понимал это.

– Ты привыкнешь ко мне, - обдавая жаром щеки и надутые губы, выдыхал Дьорн - Не всё сразу. Когда нибудь и сама захочешь... Ну, пока так.

Он ласкал ее так, как не ласкал никогда и никого.

Полагая раньше, что любой бабе довольно пары тычков и щипков за сиськи, да и будет с нее! Теперь же, делая другое, сам удивлялся даже и не внезапной своей неопытности, а тому, что ему именно хочется делать это!

Наследник желал, чтоб Белле тоже стало хорошо с ним. Ну вот зачем она закрыла сейчас глаза? Неприятно смотреть на него?

Почему? Он вроде ничего на морду... Никто же до сих пор не отворачивался.

– Белла, девочка, - он не знал, что надо говорить, и какие слова использовать - Тебе плохо?

Замедлив темп, почти остановился.

– Нет же, - Беллиора открыла глаза и положила руки на бронзовые плечи - Нет, ничего... Пожалуйста! Еще... 

Невероятно обрадовавшись робкой просьбе, несколькими ударами завершая начатое, дождался - таки ответных, очень слабых судорог и тихих стонов.

– Немного хорошо было?
– уткнувшись лицом в мраморное, девичье плечико, прошептал совсем тихо.

Она слабо покивала головой и перевела дыхание. 

...Уже совсем позже, после купальни и чашки чая, леди Патрелл лежала рядом с крепко заснувшим мужем и, глядя в потолок, слушала ровное дыхание Дьорна, треск поленьев в камине, шепот ветра за окном и слабенький перестук больших часов внизу, в холле.

"Нанни, милая Нанни! Поторопись. Иначе я совсем изменюсь. Будет поздно, если... Если мне всё это понравится!"

Внезапный порыв ветра распахнул неплотно закрытую дверь балкона. Вздыбив плотную, мягкую штору, принялся разгуливать по комнате пьяным бродягой, насвистывая и хохоча. 

Леди Патрелл, приподнявшись на локте, посмотрела в угол между ночным столиком и уродливым секретером. Замерла, вглядываясь и неприятно ежась.

Там, в кромешной тьме, не нарушенной светом свечей, ночников и отблесками камина, кто - то стоял. 

Дьорн резко проснулся. Как от тычка в плечо или бок.

Перед этим странным пробуждением бастарда мучали кошмары. Точнее, кошмар.

Сразу надо бы сказать, что корн - лорд Патрелл, нервностью натуры никогда не отличающийся, мало страдал от плохих снов. Иногда они являлись ему... особенно с перепоя. И, помучав его от силы пару часов, отправлялись гулять восвояси, так ничего и не поимев с деревянноголового повесы. Ночным сущностям, привыкшим пугать маленьких детей, нервных дам и стариков, подверженных этому, нечего было ловить в подсознании циничного и прагматичного мужлана. В подкорковом пространстве единственного сыночка покойного Вильярда не содержалось ничего, кроме паров браги и смрада развратных мыслей. Может ещё в темноте памяти и завалялась парочка воспоминаний детства, также неинтересных, неценных, ниочёмных. И абсолютно несьедобных для фарий, питающихся страхом.