– Только старые-добрые транквилизаторы смогут достойно подготовить меня ко встрече с этим дурнем…

Я полезла в сумку, ухватила стандарт, жахнула сразу два «колеса» и уселась в кресло ждать результата.

И чего меня так трясет?..

Нужно просто вспомнить… Вспомнить то его волшебное интервью, где он рассказывал о человеческом характере. О том, что больше всего в людях его угнетают и раздражают цинизм, высокомерие, холодность… О том, что его самого привлекают только доброта, отзывчивость и мягкосердечность. Вот, помнится, хохотала… Забавно, когда человек, к которому тебя всяко-разно тянет, описывая в мельчайших подробностях именно твои характерологические особенности, брезгливо заключает: «Фе-фе-фе, это, товарищи, отстой!».

Я расплылась в улыбке.

Ничего страшного, ты меня теперь тоже раздражаешь! Какое счастье: жить в своем розовом мирке и оттуда заливисто, аки соловей, петь о разумном, добром и вечном! Из моего любимого: «Никогда не позволяйте никому убеждать вас, что вы чего-то не можете. Пускай циничные люди живут черн'o. Это их проблема, что не видят радости. Единственный предел – это небо. Ваше небо».

Циники как раз, мистер Том, не ошибаются и не разочаровываются. А люди с зефиром вместо мозга к концу жизни и начинают скулить, мол, «где-то, когда-то, что-то пошло, бл*ть, не так. Почему-почему мир так жесток? Ну неужели кругом и впрямь такое дерьмо?»

«Небо – предел…»

Ты это скажи парализованной бабке, лежащей у родственников в квартире! Старушке, отделенной от семейки дополнительной перегородкой из дешевого гипсокартона, задыхающейся от собственных испражнений… Ты ей приди и расскажи: «Бабуль, мир прекрасен, а то, что твой сыночка не хочет тебя класть в больницу и лечить, чтоб лишний раз не мотаться на другой конец города, так это мелочи! Не смотри, что он выгоняет врача, настаивающего на госпитализации из-за пневмонии, это ведь тоже фигня, ты пойми, его заботит только то, чтоб государство выделило тебе забесплатно памперсы, дабы от тебя так сильно не несло, пока ты лежишь здесь, в душной комнате, облепленная мухами, и помираешь… Но ты не расстраивайся, на твою хату он уже нашел хороших покупателей»…

«Небо…»

Таких историй я тебе могу привести миллион… О, да, предугадаю, не все упирается в деньги. В основном, все сводится к человеческой жадности, эгоизму, тупоумию, нежеланию развиваться.

А ты продолжай, рассказывай…

Я открыла глаза, тело приятно расслабилось, в голове потихоньку улеглось. Вздохнув, подошла к зеркалу, упала на пуфик и ровными, короткими движениями нарисовала себе «лицо».

– Совсем другое дело…

Ухватив сигареты, сумку и ключи, я степенно, являя собою квинтэссенцию вальяжности, выплыла из номера:

– Хы-хы-хы… – вырвалось у меня в лифте. – «Кафе 2.0: Уилсон против советских транквилизаторов». Хы-хы!

Том выскочил из душа бодрым, довольным, предвкушающим. Размахивая руками, напевая развеселую песенку, рухнул перед ноутом. Он «перелил» туда все песни с чужого телефона и теперь, потирая ладоши, хотел было выдернуть адаптер, но, помедлил, пожав плечами, все же скинул на ноутбук и ту запавшую в память «коридорную» фотографию с фонендоскопом.

– Чтобы было, – пояснил он себе, – мало ли, поможет вжиться в роль врача.

Развивать тему он не желал, равно как и задумываться, что он делает вообще?

Включив музыку уже на ноуте, мужчина, пританцовывая, направился к столу, заварил себе чаю прямо в кружке и, чтобы не пить его вместе с заваркой, ухватил ситечко, скользнул к раковине.

Удерживая над нею сито, сосредоточенно процедил чай из кружки…

– Так… – Уилсон облизнул губы и задумчиво повертел в пальцах сперва сито, заполненное чаинками, затем пустую кружку. – Это я что вообще сейчас вот сделал?!

Плечи Тома затряслись сначала от беззвучного смеха, который, впрочем, спустя несколько секунд перерос в самый настоящий гогот. Уронив в раковину и сито, и кружку, ухватившись ладонями за столешницу, склонившись над нею в судорожном хохоте, звезда отчаянно пыталась взять себя в руки. Через минуту мужчина выпрямился, почесал щеку, с совершенно серьезным, холодным лицом оправил на себе замотанное вокруг узких бедер полотенце и сосредоточенно зашагал в душ.

Еще через пару секунд загадочной тишины из ванной комнаты послышался еще более громкий и заливистый хохот. Удерживаясь за косяк, оттуда выполз раскрасневшийся Уилсон:

– Я ведь тут уже бы-ы-ыл!!! – провыл гиеной Том и снова покатился со смеху, сдирая с себя полотенце. – И как я сегодня вечером сниматься буду?!!

Отсмеявшись, он бодро прошел в спальню, оделся на этот раз в синюю рубашку, джинсы и кожаную куртку, ухватил было подрезанный телефон.

Нет…

Он аккуратно положил сотовый на место.

– Интуиция говорит мне, что лучше оставить тебя дома…

Уилсон расплылся в хитрой улыбке. Все это может быть довольно интересно…

Том сидел на своем прежнем месте в маленькой кафешке, пил приготовленный чужими руками чай, давил счастливую лыбу и глядел в высокое окно. Мимо туда-сюда сновали прохожие, удивленно и раздраженно щурясь на непонятно откуда вылезшее в Лондоне солнце.