— В зале для торжеств?

Едва уловимо кивнув, Трандуил подошел к столу и потянулся за одним из листов с расчетами трат к предстоящему празднику. Тем самым он давал понять, что разговор действительно окончен и Легандир свободен.

— До скорой встречи, Владыка, — учтиво попрощался тот, прежде чем выскользнуть за двери.

— Увидимся, друг мой, — голос Владыки догнал его, когда он уже шагнул за порог.

Оставшись один, Трандуил опустил бумагу обратно к остальным и отошел, дабы налить себе ещё вина. Глоток за глотком оно не унимало горечи, а лишь усиливало её. Новость, принесенная Легандиром, разбередила старую рану, словно кто-то взял и разрезал её вдоль отвратительных шрамов. Душа вновь кровоточила. Он вспоминал, как израненный отец умирал у него на руках. Всюду были крики, стоны, лязг оружия, пылающая, выжженная земля, но он ничего не видел и не слышал. Весь его мир сузился до окровавленного отца, лежащего на его коленях. Если бы в те дни у него был кто-то с такой силой, как у Андунээль, возможно ли было спасти Орофера?

Закрыв глаза, Трандуил тяжело опустился в кресло с полупустым бокалом в руке. Прикрыв второй лицо, он вспоминал ещё одну потерю. Ту, что наступила внезапно. Ударила со спины, всадив кинжал под лопатку по самую рукоять. Ему никогда не забыть тот день, когда супруга объявила, что уплывает в Валинор. Видевшая падение Дориата, пережившая жестокие войны, оставляющие после себя руины, пепел и мертвые тела, она утратила интерес к жизни. Бремя тяжелых времен сломало её. В землях аварии, ставших новым домом, она не обрела покоя, а он был слишком занят заботой о своем народе, не замечая, как отдаляется от неё. Порой Владыка думал, так ли была сильна их любовь, если не смогла исцелить её душу? И было ли это любовью?

Он знал, что глухая тоска и усталость — далеко не те чувства, которым стоит поддаваться. Но, Эру, как же он устал бороться с ними! С каждым годом сражение с самим собой отбирало всё больше сил. Он не имел никакого права позволить себе оступиться во тьму. За ним было слишком много тех, кто пропадет без твердой руки и уверенного правления. Он был последней преградой на пути зла к Мирквуду. Он хранил свои земли от бед. Но никто не хранил его. Леголас и тот стремился в мир, будто бы не видя горечи и обреченности во взглядах отца.

Когда вино в графине опустело, он тяжело вздохнул и отправился готовиться к ужину с гостьей. В ванне ему удалось выкинуть из головы лишние мысли, а когда в покои бесшумной тенью проскользнули слуги с подготовленной одеждой, Трандуил вновь примерил на себя безупречную маску высокомерного в своей отстраненности правителя.

Следуя за эллоном, Андунээль всё время размышляла над двумя вопросами, не желающими оставить её в покое: чего ей будет стоить нахождение в этом дворце, и сможет ли она назвать это место своим домом? Оба они причиняли эллет боль. Оба будили в ней застарелую тоску, заставляли горечь бурными волнами плескаться внутри хрупкого тела. Пока что она справлялась со своими чувствами, но не перельются ли они через край, когда ожившие призраки былого станут для неё невыносимым кошмаром наяву?

Двойственность ощущений разрывала эльфийку, в то время как внешне она сохраняла невозмутимость. За множество веков она настолько овладела собой, что порой даже Леди Галадриэль не замечала того, что происходит за завесой яркой зелени глаз Андунээль. Дворец Трандуила не был Менегротом. Их нельзя было даже сравнить. Однако эллет делала это снова и снова. Глупо было обманывать себя, не один раз ей на мгновения казалось, будто время сделало безумный в своей невероятности скачок назад, и она вернулась домой. От этого моменты отрезвления, неумолимо наступавшие следом за наваждением, были ещё сокрушительнее.

В какую-то минуту она вдруг задала самой себе вопрос о том, кого сможет спасти, если позволит этой боли сломать себя. Ответ ей не понравился. Осознание того, что предназначение важнее чего бы то ни было другого, помог вынырнуть из тяжких размышлений.

Кто бы мог подумать, но предстоящий ужин с королем мало волновал эллет. Нечто в глубине сознания твердило, что так не должно быть, что это не нормально, что Владыку следует опасаться. Но доводы разума терялись в белом шуме, в который вдруг превратилось всё вокруг. Блаженная пустота и тишина, в которую Андунээль закуталась, словно в любимую шаль.

Так было до того момента, пока юный эллон не остановился перед высокими резными дверьми. Посмотрев на них, потом на своего временного спутника, эльфийка вскинула бровь. Только после этого он едва уловимо склонил голову и тихо произнес:

— Король ждет вас за этими дверьми.

— Спасибо, что проводили, — улыбнувшись, она прошла вперед.

На удивление, чтобы открыть двери ей почти не понадобилось прилагать усилий. Они распахнулись с легкостью. За ними эллет ожидала увидеть большой зал для торжеств и придворных эльфов. Но вместо этого оказалась в просторной комнате, освещенной множеством светильников, в центре которой был накрыт небольшой прямоугольный стол. Накрыт на три персоны, но внутри находилась только она и король. Одетый в темно зеленые одежды, по краям расшитые золотой нитью, он сидел во главе стола и смотрел ей в глаза. Позволив себе на мгновение отвести взгляд и скользнуть им по короне, усеянной летними цветами и ягодами, она подумала, что, наверное, он единственный из всех, кого ей приходилось встречать, цветы в чьих волосах не умаляли холодности взгляда. Нежные лепестки в волосах того, кто уже не помнил о том, что значит это слово — нежность. Обманчиво спокойный, король был подобен смертоносному клинку, покоящемуся в ножнах. Вот только покой этот был шаток. Доли секунды и он покинет ножны, карая без жалости и сомнений.

— Доброго вечера вам, Владыка, — учтивое приветствие слетело с губ эллет после того, как были сделаны несколько шагов внутрь комнаты.

Склонив голову в учтивом жесте, она остановилась рядом с противоположным концом стола.

— И вам доброго, Андунээль, — подняв руку с подлокотника, он повел ею в сторону накрытого стола. Взгляд отливавших сталью глаз мазнул по месту на противоположном конце столешницы. — 'A tul"e, 'a mat"e as iny"e^1.

— Ma serannas, taur Thranduil^2, — позволив приветливой улыбке проявиться на лице, она опустилась в предложенное кресло.