Я не могу решить, злюсь ли я на него или тронута. Моё сердце тает от его я-рад-что-встретил-тебя, но тот факт, что он думает, что подарок просто смоет любые болезненные чувства, раздражает.

Он просто не может ответить на вопрос об Элене «Всё сложно». Это не круто.

Я замечаю что-то ещё, спрятавшееся в хлопчатобумажной коробке, и вытаскиваю оттуда пакетик аспирина. Мило.

Не могу сдержать улыбку.

Но мне нужно найти Данте и вернуть ему подарок. Я не хочу, чтобы он думал, что может делать, что ему заблагорассудится, и безделушка всё исправит. Я снимаю браслет и с сожалением кладу обратно в коробку. А вот аспирин оставляю себе.

Я отправляюсь на его поиски, но это непросто. Старый Дворец огромен, и я не очень знакома с ним. Я блуждаю по коридорам с маленькой белой коробочкой в руках. Я тихо проскальзываю из одного зала в другой, но не вижу никого знакомого. Хивен нигде нет, и я не знаю никого из других сотрудников. Я понимаю, что должна позвонить или написать Данте, а потом осознаю, что оставила свой телефон в комнате.

Тупица.

Я натыкаюсь на длинный тихий коридор. Здесь никого нет, и не так много окон. Тишина тревожит и нервирует меня. Не могу объяснить, почему, но я хочу развернуться и вернуться назад, однако не делаю этого.

Я открываю первую дверь справа и захожу внутрь.

Из горла вырывается вздох.

Это огромная студия.

И она заполнена сотней моих фотографий.

Глава 15

Я делаю неуверенный шаг внутрь комнаты и замираю, как вкопанная, изумлённо оглядываясь по сторонам.

О.

Боже.

Мой.

Стены комнаты покрыты моими чёрно-белыми фотографиями, закреплённые на различных зажимах, верёвках и подставках. Здесь также есть несколько десятков старых фотографий и изображений другой женщины. Но, по крайней мере, половина снимков посвящены мне.

Солнечный свет из окон падает под углом, освещая комнату. Здесь есть стол, несколько мольбертов, шкаф с художественными принадлежностями. В целом, комната выглядит жизнерадостной. Но это не умаляет того факта, что здесь по всюду изображения моего лица.

— Вижу, ты нашла моё логово, — бормочет за моей спиной Данте.

Я оборачиваюсь.

— Твоё логово? Что это значит? — требую я. — Почему здесь так много моих фотографий?

Он выглядит смущенным. Виноватым. Пойманным. Моё сердце трепещет. Почему он выглядит таким виноватым?

— Прости, — тихо отвечает он, его лицо бесстрастно. Насторожено. — Знаю, это кажется странным.

— Странно — это не совсем подходящее слово, — говорю я. — Больше похоже на преступное безумие. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя нет костюма чёрного кота, сделанного из человеческой кожи, в одном из этих шкафов.

Данте слегка улыбается и, огибая меня, заходит в комнату. Он берёт в руки камеру, лежащую на соседнем столе.

— Это моя тайная страсть, — пожимает он плечами. — Я люблю фотографировать. Всегда любил. Жизнь так интересна, если смотреть на неё из-за объектива. Люди кажутся более реальными. Я фотографирую практически всё. Видишь вон те шкафы? — Он движется к противоположной стене, покрытой полками и шкафами. — Они заполнены стопками фотографий, которые я сделал за эти годы.

Он направляет камеру на меня, и я слышу щелчок. Я быстро шагаю через комнату и выхватываю фотокамеру из его рук. Я хочу бросить её, но не делаю этого.

— Что ты делаешь? — шиплю я, игнорируя пульсирующую боль в висках. — Я пытаюсь убедить себя, что ты, на самом деле, в своём уме. А ты просто стоишь и фотографируешь меня. Что, должна признаться, совсем не помогает. Думаю, у тебя уже достаточно моих снимков. Кто другая женщина на фотографиях?

— Это моя мама, — мягко отвечает он. — Она тоже любила фотографировать, или мне так сказали. Я нашёл те старые фотографии в коробке, которую собрал мой отец. Я считаю, что они не должны быть спрятаны, поэтому я держу их в своей студии. Мой отец ненавидит это хобби. Он думает, что это пустая трата времени. Но это также напоминает ему о моей маме. Так что мне никогда не придётся беспокоиться о том, что он придёт сюда, в моё пространство.

Мне сразу становится жаль, что я набросилась на него.

Честно говоря, иногда он кажется ранимым маленьким мальчиком. Ранимым маленьким мальчиком без матери. Моё сердце разбивается на мелкие кусочки, и я смотрю на него.

— Твоя мама была очень красивой. Слушай, извини, что я разозлилась. Но я не в восторге от того, что в этой комнате моих фотографий достаточно, чтобы обклеить ими стены вместо обоев, и я рассержена. То, что случилось прошлой ночью, было очень неловко.

Данте кивает, забирает камеру из моих рук и кладёт её обратно на стол.

— Знаю. Мне действительно жаль, — он движется к креслу для двоих у дальней стены. — Не хочешь присесть? Мы можем поговорить сейчас?

Парень, который действительно хочет поговорить? Данте определенно отличается от большинства парней.

Я бесстрастно иду через комнату и сажусь.

Данте придвигает рабочий стул и ставит его рядом со мной. Значит, он не хочет делить со мной кресло для влюблённых (Прим. пер.: loveseat — «кресло для влюблённых» — кресло, рассчитанное на двоих). Интересно.