Ольга Андреевна слушала мужа и сокрушенно охала. Когда тот закончил перечислять грехи младшего брата, не удержалась:

– Куда же он пойдет, если ты его выгонишь?

– Не твое это дело. Надоел, хуже горькой редьки. Пускай, живет как хочет, – отрезал Иван и добавил. – Послушай, что скажу.

– Что?

– Хочу поставить рядом с нашим хутором паровую мельницу.

– Зачем она тебе, неужели, мало забот?

– Для забот приказчики есть. В этом году лето будет засушливое, и мельница мне понадобится.

– Опять ты выгоду ищешь…… – упрекнула Ольга Андреевна, – и с чего ты взял, что лето будет жарким?

– Будет, помяни мое слово. О том все приметы говорят. Вот и Бармасов нынче тоже сказал, – рассердился Иван Кузьмич, недовольный тем, что жена снова перечит.

– Да, сколько уже этих засух с приметами было. Пережили же. Не нужна еще одна мельница, есть уже казенная в Москве. Говорю тебе, откажись, – запричитала Ольга Андреевна.

– Молчи. Я на продаже хлеба хороший барыш получу. Сейчас мы привозим муку и зерно за двенадцать верст от себя, – разве же это нам выгодно? Самим нужно молоть, а не покупать втридорога…, да и излишки можно продавать, – со знанием дела пояснил Иван.

– Ты, Иван, когда выгоду увидишь, как коршун на нее бросаешься, – укоризненно заметила Ольга.

– Ну, так я делец. Да, и любой человек прежде всего для себя старается, выгоду ищет, и о прибылях думает. Может не всякий признается, вот, мой брат Федор – не признается, а подумает. Да и вообще: всё на свете цену имеет, и всё – товар: и хлеб и зерно, и лес, и вода……

– И люди тоже? – спросила Ольга.

Иван утвердительно кивнул:

– И люди, конечно. – Заметил, что жена скептически смотрит, прибавил. – И даже ты, Ольга, свою цену имеешь…. А что касается еще одной мельницы. В конце лета цены на хлеб взлетят до небес. А тут я подъеду в земство и скажу: «Не изволите ли, господа хорошие, у меня зерно и хлеб прикупить? Ну, те господа не откажутся…. Особенно, если им в карман незаметно сунуть конвертик…, – Иван многозначительно хмыкнул. План же, который в эту минуту окончательно укрепился в его голове, заключался в следующем: построить мельницу, накопить запасы зерна и муки, а затем, воспользовавшись нехваткой его в амбарах земского комитета, что наблюдается каждый раз в голодное лихолетье, продавать это зерно с выгодой для себя, в разы, увеличив его оптовую цену.

Когда между ними случался какой-нибудь жаркий спор, оба не уступали друг другу, цепляясь даже в мелочах. Каждому хотелось одержать победу над противником. И если Ольга, будучи более гибкой по натуре, и опасаясь крутого нрава мужа, могла отступить на время, то уж, тот ни в чем ей не уступал. Ну, а Ольге Андреевне, чтобы оправдаться в собственных же глазах, и «не ударить перед злыднем в грязь лицом», приходилось прибегать к известному всему женскому полу приёму: к увещеваниям и поучениям. А так как споры между ними происходили часто, в любом месте и в любое время, то и увещевания, к которым она прибегала, заставляли Ивана Кузьмича с досадой морщиться, отвечая такой же монетой. Бывало, сидят супруги за столом с детьми или же куда-нибудь едут, и если вдруг начинался между ними какой-нибудь разговор или спор, а так как у обоих характеры были настырные и горячие, особенно, если касалось отстаивания собственных принципов, то уж, Ольга Андреевна обязательно взбрыкнет и начинает в ответ ворчать и поучать его уму – разуму, но пуще любит советовать. Тогда и у Ивана Кузьмича возникал раздражающий зуд в печенке. И тут уже разгорались между ними взаимные «увещевания» и поучения. А уж, если кому случится побольней уколоть другого и упрекнуть, то выходил тот после такого спора с торжеством победителя, получая от своего мнимого превосходства ни с чем несравнимое удовольствие и радость.

И хотя Иван отдаленно догадывался, отчего нарастают между ними внутренние противоречия, но это казалось настолько несущественным и совершенно не заслуживающим его внимания и решения.

Но он не желал глубоко и отчетливо определять свои отношения с женой, и хотя бы в чем-то уступить. Упрямство, жестокость, душевная леность и черствость мешали ему постичь внутренние законы ее мира, ее представления об окружающем и происходящем с ними. Ему было хорошо и так. Хотя, пожалуй, уже и не всегда хорошо: потому, что разногласия между ними все больше обострялись. И Ольга Андреевна это хорошо видела и чувствовала.

Но каждый из них решал для себя самостоятельно, что было виной их нарастающего отчуждения. Однако, именно это недопонимание друг друга в столь важном для обоих вопросе только все больше усугубляло возникающее между ними расхождение и начинающееся охлаждение. И это уже было замечено ими обоими. Но было еще кое-что, что мешало им обрести покой и счастье во взаимоотношениях друг с другом. И это что – то была произошедшая измена Ивана Кузьмича в прошлую зиму с певичкой из хора Сытовой Варей.

Но и это было еще не все. В прошлую зиму в жизни самой Ольги Андреевны неожиданно состоялось знакомство, которое заставило ее усомниться в силе любви к своему мужу, а главное – в стойкости своих моральных принципов и мучительно бороться не только с этим наваждением, но и с самой собой!

В ее жизнь, в ее душу неожиданно, стремительно и настойчиво вошел Яков Михайлович Гиммер. Он был инженер, служил на заводе мужа. Был приятен внешне и умен. Обладал удивительным магнетизмом. И хотя она всячески пыталась его забыть, сделать это у нее не получалось. Испуганно билось взволнованное женское сердце при одном только упоминании о нем!

Таким образом, ее тайные метания между мужем и инженером, подлая и низкая измена Ивана с «этой гадкой певичкой», непробиваемый прагматизм мужа, а в особенности все чаще возникающее между ней и Иваном равнодушие и отчуждение – все это страшно мучило ее, терзало и лишало покоя.

Сейчас, после неприятного разговора, она продолжала думать о разладе с мужем и внутренне вела с ним диалог: «Не человекам – а Богу судить о делах наших! – размышляла она про себя, – в этом ты, конечно, прав, милый Ванечка. Но ты кто! Ты – делец! И живешь в мире своих страстей. А они разрушают тебя. Не ведут твои грешные страсти к спасению твоей души. И жаден ты уже давно стал, Ванюша милый, до любого барыша! Сам не заметил, как поменялась твоя душа. Ты давно стал другим. Не таким, как раньше. Через всякого человека с легкостью перешагнешь. Любого подомнешь, даже не поморщишься! Но я помогу тебе обрести себя вновь! – она грустно, но решительно подняла на него глаза.