– Хочу понять, зачем нужен джихад. Мне кажется, главное – верить в Аллаха, а остальное не так важно.

– Нет. Джихад обязателен. Мы, как истинные мусульмане, должны сделать мир исламским, чистым. А для этого его сначала нужно вылечить, – он зло ухмыльнулся и процедил: – от всей этой кафирской грязи.

– Думаешь, это возможно?

– Как сказать… – Расул затянулся и откинулся на спинку дивана. – Бывают болезни, которые не лечатся. Тогда их нужно удалять. – Он с вызовом посмотрел на Амину.

Над столом расползались дым и молчание.

Зазвучала мелодия вызова, и Расул ответил на неизвестном ей языке. Пока он разговаривал, можно было рассмотреть его. Дорогая одежда, смартфон последней модели, на столе – брелок от BMW; в глаза бросился длинный заточенный ноготь мизинца. И этот человек считал весь цивилизованный мир опасной патологией, обвинял в развращенности, вел свой джихад ради его уничтожения. Амина подумала, что в озлобленном фанатике должно быть больше отрешенности. Но, видно, для Расула это было лишь хорошо оплачиваемой работой. Проповедуемые им идеи – чем-то вроде психологического оружия, поражающего мозг. А цель, стоявшая надо всем этим – не столько в следовании канонам, сколько в борьбе с теми, кто им возражал.

Айшат оторвала ее от мыслей.

– Ты читаешь Коран?

– Иногда читаю. Кстати, я хотела у тебя спросить: в Интернете есть несколько переводов, какой лучше?

Айшат достала из сумки две брошюры, напоминающие студенческие методички, – они были напечатаны на сложенных пополам листах, – и протянула их Амине.

– Вот, возьми. Это Коран с правильным переводом и еще одна очень древняя книга. Только читай сама, никому не давай. Хорошо?

– Конечно. Спасибо. – Амина положила брошюры в сумку.

Расул закончил разговор и снова нацелил на Амину пронизывающий взгляд.

– Ты вроде неглупая… Ты сама как считаешь, в нашем мире есть справедливость?

Она ответила не сразу.

– Сложно сказать. Конечно, часто страдают невиновные. Но бывает и так, что люди получают по заслугам. Поэтому нельзя утверждать, что мир несправедлив.

– Но ты и справедливым его назвать не можешь?

– Не могу.

– Все правильно. Только мир несправедлив не потому, что так создан. Его таким делают люди, которым это выгодно. А ислам построен на справедливости. – Он многозначительно помолчал и продолжил: – Вот скажи, разве ты не хотела бы жить в справедливом государстве? Где о людях заботятся. Где ресурсы принадлежат народу, а не олигархам.

Амина улыбнулась, хотя внутренне вся напряглась.

– Каждый этого хочет.

– А что по факту? Хоть в этой кафирской стране, хоть в любой другой, даже мусульманской, хорошо живут только те, кто у власти. А для простого человека нет никаких возможностей. К примеру, ты на кого учишься?

– На экономиста.

– А чем потом будешь заниматься?

Он явно наводил на ответы, и Амина решила говорить то, чего от нее ждали.

– Пока не знаю. Говорят, с работой сейчас сложно.

– Видишь? Ты учишься, а возможностей нет. Потому что государство не помогает молодежи. Зато дети чиновников вместо учебы ходят по клубам, а потом родители пристраивают их на хорошие должности. Справедливо это?

– Нет.

– Ты сама все понимаешь. И остальные понимают, но ничего не меняется. А мы делаем конкретные вещи. Но нам мешают. И всё переворачивают так, чтобы нас ненавидели.

Немного помолчав, Амина нерешительно спросила:

– А справедливое государство – это халифат?

Расул и Айшат переглянулись.

– Да. Единое исламское государство со справедливыми законами. Там не будет бедности, преступности, коррупции. Хотела бы в таком жить?

Амина через силу улыбнулась.

– Конечно.

Нервы гудели, подергивались, и немного мутило. Амина покрутила в руках пустую кружку. Хотелось запить вставшую в горле липкую полуправду. Кто знает, сколько людей, потерявших опору, увязло в этом болоте, прикрытом суррогатами идеалов. Когда правда работает на ложь, легко не заметить, где заканчивается одна и начинается другая.

Она подумала о брате. Достаточно найти слабое место человека, пообещать то, чего ему не хватает, – и ты получишь власть над ним. Умело обращаясь с этими рычагами, можно править и одной судьбой, и всей историей.

Потерянные, лишенные надежды, не нашедшие места в мире, – вот почва, вспаханная несправедливостью, осушенная нуждой и готовая жадно впитывать обещания, оплодотворять и вынашивать семена лжи. Ее покорная твердь тысячи лет подпирает равнодушие идолов, ненасытность алтарей, ханжество крестов, беспощадность скимитаров-полумесяцев.