Вздохнув, я покачала головой. Фироз был таким радостным рядом с Рашидом. Я не хотела омрачать их счастье своими проблемами.

— Ничего не случилось, Фироз. Я только хотела поздороваться и рассказать про пирушку. Скоро увидимся.

Я наклонилась вперёд, чтобы обнять его на прощание. И когда мы обнимались, я почувствовала на нём терпкий запах другого мужчины.

— Будь осторожен, Фироз, — прошептала я ему на ухо. — Люди всё слышат.

— Я всегда осторожен. Приходи повидать меня. Я хочу знать обо всём, что там было.

Он оставил на моей щеке мокрый поцелуй, после чего отпустил меня.

Значит, Рашид был тем самым человеком, который завладел сердцем Фироза. И хотя это было неправильно с моей стороны, я не могла избавиться от чувства собственничества, словно Фироз принадлежал только мне одной. Я снова посмотрела на Рашида, пытаясь уложить в голове его новый образ. Он выглядел уверенно. Скрестив руки на груди, он наблюдал за мной и Фирозом. Его губы приподнялись в лёгкой улыбке, которая стала ещё шире, когда Фироз снова подошёл к нему. Я надеялась, что Рашид был добрым, но самое главное, я надеялась, что они были в безопасности.

Возвращаясь назад через батахиру, я чувствовала неясное беспокойство. Словно кто-то следил за мной.

Я огляделась, но Фироз и Рашид вернулись на тайную площадку. Я продолжила наблюдать, и мой взгляд упал на женщину, сидящую в веселой компании людей, которые смеялись. Но она молчала и никого не зазывала. Она даже не пошевелилась, когда наши взгляды встретились. Она просто спокойно сидела, глядя на меня. Несмотря на холод, она была нескромно одета в тонкие одежды, соответствующие её профессии и сообщающие искателям удовольствий о том, чем она занималась, и за что ей платили.

Её взгляд пригвоздил меня, и я почувствовала, словно песок уходит у меня из-под ног. Приложив все свои усилия, я оторвала от неё взгляд, после чего пришла в движение и пошла так быстро, как только могла. Я молилась, чтобы она не узнала меня. Молилась, чтобы она не заметила, откуда я пришла.

Потому что даже в этом тусклом свете я смогла разглядеть, что это была Сабра.

ГЛАВА 20

Я неслась через поселение и думала только о Сабре. Моя родная сестра теперь жила в батахире и делала именно то, от чего пыталась убежать. Меня переполняла досада, она изливалась из пальцев моих рук и ног, проникала в песок и тянула меня вниз. Я продолжала идти, моё сердце громко колотилось в груди.

В каком-то доме заплакал ребенок, и уставшая мать заплакала, вторя ему. Боги, почему вокруг было столько горя?

Какой же я была дурой, пожелав провести некоторое время за пределами дворца. Я хотела убежать от мыслей о своём отце, о матери и о жизни в роли ахиры. Но, даже убежав из дворца в надежде избавиться от всего этого, я снова вернулась на то же место. Влияние моего отца проникало везде — из-за него Сабре приходилось ублажать других, чтобы прокормить себя, из-за него Фироз должен был в тайне любить Рашида и желать лучшей жизни, из-за него закрывали свои дома семьи, так как не чувствовали себя в безопасности. Он был тканью нашего поселения, и как бы я не хотела разорвать ее на клочки, я была не в силах этого сделать.

Конечно, я могла отказывать женихам и не исполнять отцовские правила. Но до какого предела? Грань, которую я могла переступить, была очень тонкая. Но я не могла предаться своим бунтарским настроениям, в противном случае меня ждала смерть. Несмотря на все те решения, которые я принимала и которыми могла полностью распоряжаться, я всё равно была связана оковами из шелка. Я не могла сбежать. Моя мать попыталась это сделать и умерла. Но, ни один мухами не выбрал бы ахиру со шрамами. Так что мне оставалось, чтобы получить свободу? Магия?

Мне нужно было что-то, всё что угодно, чтобы отвлечься от своей жизни и жестокого отца, который её контролировал. Что-то, что избавило бы меня от образа матери, лежащей в крови на песке; от ощущения непрошеных губ и рук на моём лице и теле; от скорбных лиц моих сестёр, когда они возвращались от гостя или узнавали о смерти брата, прислужницы или матери.

Мы должны были быть счастливыми и благодарными. Мы должны были ценить нашу жизнь в роли ахир. Но как бы мы не обманывали себя, мы не могли испытывать счастья от того, что нас сбывали точно драгоценные камни.

Мне хотелось чего-то, что я по-настоящему любила. Своей собственной жизни, где я могла делать выбор. Я не могла выносить эту жизнь в роли ахиры своего отца. Моя мать умерла, Рахима вышла замуж. Да, у меня оставалась ещё Тави, и, конечно же, другие сёстры. Я любила их, но разве ради них я осталась? Может быть, мне надо было поступить так же, как и моя мать? Она сказала мне не думать ни о ком, кроме себя. Могла ли я пожелать, чтобы всё это пропало? Я уже начала думать, что могла.

Но даже если бы я была готова набраться смелости, бросить своё будущее в объятия неизвестности и попросить у Мазиры свободы, я не знала, где сейчас был Саалим. Исполнит ли он мое желание, если я попрошу освобождения? Я могла использовать его из-за магии, так же, как и мой отец. Я могла позволить ему исполнить моё желание, а он бы вернулся в свой стеклянный дом, и остался бы там до конца своих дней.