Он был прав, о чём я думала?

Саалим подошёл к телам, которые были всё ещё тёплые, осторожно перешагнул через них и нагнулся, чтобы подобрать свой дом.

Я никогда не испытывала такого облегчения из-за убийства людей. Даже после смерти Матина.

Саалим нагнулся и, увидев медальон, застыл на какое-то время, но затем выпрямился, держа в руке сосуд. Он посмотрел на него, и мне стало интересно, о чем он думал, держа в руках свою тюрьму. Я ненавидела себя за то, как сильно я была рада тому, что он всё ещё был здесь и принадлежал моему отцу. Я села на пол и прижалась к ножке стола. Я выровняла дыхание и подождала, пока моё сердце не успокоится. Тави плакала, стоя на коленях, всё её тело тряслось.

Саалим протёр сосуд своей рубашкой, запачкав ее кровью, которая была темнее вина. Король подошёл к джинну. Они стояли недалеко от меня. Я сжала руки так, что пальцы мои побелели. Саалим встал на одно колено и склонил голову. Он вытянул руки вперёд, рукава его рубашки спустились, обнажив золотые лепестки на браслетах, опоясывающих его запястья, и вручил сосуд моему отцу. Король грубо схватил его и плюнул джинну под ноги.

— Слишком близко, — прорычал Король. — Это не должно повториться.

Король отвернулся от раба, преклонившего колено, и повернулся лицом к тем нескольким гостям, что остались. Его выражение лица неожиданно переменилось, он уже улыбался и широко развел руки, после чего засмеялся, хотя его смех граничил с истерикой.

— Мужчины и женщины! Выходите из своих укрытий. Никакой опасности нет. Это была всего лишь игра! Простое развлечение в качестве завершения нашего вечера!

Он яростно захлопал в ладоши. Гости недоуменно посмотрели вокруг. Их взгляды упали на изуродованные трупы, лежащие на земле. Они не понимали, зачем этим людям понадобился сосуд, который мог представлять ценность только для каких-нибудь бродяг, которые могли бы продать его за пару монет. Даже если они видели, что шея моего отца не была разрублена благодаря магии, они бы уже этого не вспомнили. Мазира позаботилась бы об этом.

— Пир подошел к концу! — сказал Король. — А теперь возвращайтесь в свои кровати и можете спать до конца дня.

Он поднял руку и вытер лоб. Я заметила, что его рука дрожит.

Радостное настроение моего отца передалось гостям. Они начали с энтузиазмом хлопать в ладоши, вторя Королю. Через некоторое время все уже смеялись, хлопали друг друга по спине и с удовольствием пересказывали друг другу то, что они только что видели. Они нелепо махали руками в воздухе, изображая то насилие, которое они только что наблюдали.

Саалим начал собирать пустые подносы и кубки. Я не видела его лица, но видела, как давили на него эти смерти и его заточение.

Оставшиеся гости начали покидать шатёр. Облокотившись друг о друга, они смеялись и плакали, и отвратительно чмокали губами. Все ахиры собрались вместе, ожидая, когда отец отправит нас домой.

В шатер вбежал стражник, пот струился у него со лба.

— Мой Король! — закричал он, пробежав мимо нас.

Гости остановились, желая узнать, что случилось.

— Ну, что опять? — застонал Король.

Я опустила глаза и напрягла слух, чтобы расслышать его слова.

Стражник уже был на сцене, где стояли мой отец и Нассар.

— Ваше Высочество, — он тяжело дышал, упёршись руками в колени. — Несколько ваших жён, — он запнулся и сделал очередной вдох. — Они пропали.

Пропали? Я потянулась к Тави, и она взяла меня за руку. Мы не видели нашу мать сегодня вечером. И хотя у меня не было причин думать об алтамаруках, мои мысли всё равно устремились в эту сторону. Я начала молиться, чтобы это не имело к ним никакого отношения.

Но резкий и надоедливый страх твердил мне о том, что именно так и было.

Неужели волшебный джинн и мечты о лучшей пустыне стоили всего этого? Я надавила пальцами на глаза и уже была готова закричать. Как можно было причинить столько боли и ввергнуть всё в хаос ради какой-то глупой легенды? Неужели меня окружали одни дураки? Я подумала о Фирозе и его друзьях, о Рафале, о сожжённой тюрьме, об убитых стражниках и прислужницах, о Матине. Я вспомнила, как сияющий холодный ятаган пронзил сердце Матина, как запачкались кровью его голубые одежды, а золотое солнце и полумесяц на воротнике окрасились в красный.

Вдруг мне стало понятно, почему медальоны этих людей показались мне такими знакомыми. Меня обдало ужасом, огромным, удушающим ужасом.

Изображения, вышитые на одежде Матина, были выгравированы и на медальонах нападавших. Точно такие же изображения были на медальоне, принадлежавшем моей матери.

ГЛАВА 19

Латиф разбудил нас на рассвете.

— Эмель! Тави!

Я медленно поднялась, так как была всё ещё уставшей после пирушки.