— Только не слишком далеко, — крикнула я, предупреждая её о стражниках, которых мог насторожить деревенский житель, бродящий за пределами поселения.

Вскоре она ушла так далеко, что я была уверена, что она уже не могла видеть шатры у себя за спиной. Глоток свободы, вероятно, опьянил и ее тоже. То место, где небо и песок встречались друг с другом, напоминало зев, который был готов проглотить её всю, и мне захотелось побежать и вырвать её оттуда. Но ей было это нужно. И я решила оставить её в покое.

— Она стала совсем другой в своём горе, теперь она лишь оболочка прежней себя, — прошептала я Саалиму, и чувство вины начало царапать меня изнутри.

Я призвала его, когда мы с сестрой бродили по деревне, я чувствовала, что мне нужна его помощь. И когда Тави пошла гулять в пустыню, он появился рядом.

— Она страстно желает другой жизни, — сказал Саалим, нежно коснувшись пальцами моей шеи.

Я кивнула и прильнула к нему.

— Я рассказала ей о своих мечтах.

Какое-то время мы молчали, а потом я сказала:

— У меня есть желание.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты же говорила, что больше никогда ничего не пожелаешь.

— Если в моей власти сделать что-то хорошее для Тави, я должна попытаться, — я поднялась на цыпочки и прошептала своё желание ему на ухо.

Он улыбнулся, протянул руку к моему лицу и провёл большим пальцем по моей щеке.

— Это твоё самое прекрасное желание.

Из пасти горизонта начали появляться тёмные тучи, сначала они плыли медленно, но потом начали набирать скорость. Они растеклись по небу, низкие, густые и тёмные как ночь, пока не поглотили солнце.

Холодный ветер начал поднимать мои одежды. Яркая вспышка прорезала облака. Звук раскалывающегося неба сотряс землю.

И вот Мазира перевернула свой кубок, и начался дождь.

Капли были огромными и падали быстро. Я услышала вопли и крики жителей у себя за спиной. Они начали выбегать из своих укрытий с посудой, чтобы набрать дождевой воды. Промокшие до костей дети восторженно визжали.

Тави подняла глаза на небо и вытянула руки наверх ладонями, чтобы собрать капли. Её плечи тряслись от радости или печали. Этого я не знала.

Впереди тебя ждёт жизнь, Тави. Теперь ты знаешь, что у тебя она есть. Держись за эту надежду, сестра моя. Не отпускай.

Пустыня напиталась дождем, как и Тави.

Прошел почти полный лунный цикл, а от далмуров ничего не было слышно. Ничего не было слышно и от Нассара. Чего же они все ждали? Я не могла даже притвориться, что знала об их намерениях, поэтому ждала вместе с ними, пребывая в нерешительности и сидя на иголках, пока дни проходили мимо.

Наступила и прошла двадцать вторая годовщина моего рождения. Саалим удивил меня, преподнеся небольшую квадратную плитку, узор которой напоминал вихрь. Голубые оттенки были так похожи на море, которое врезалось в берега на границе пустыни.

«Эта плитка из дворца Мадината Алмулихи», — сказал он. Я спрятала её под кроватью, обернув кусочком ткани вместе с ночным жасмином, который до сих пор казался невероятно живым. Они лежали вместе с опасным медальоном моей матери, картой Рафаля и мешочком с солью.

Иногда я сбегала в деревню, чтобы повидать Фироза. Я также искала встреч с Саалимом. Я тихо звала его, умоляя избавить меня от моего горя. Каждое мгновение вместе было напоминанием мне о том, почему я осталась в этом безумном мире, и почему я так боялась покинуть его.

— Мммм, Эмель, — проворковал Саалим мне на ухо однажды вечером, когда солнце исчезло за толщей песка.

— Саалим, — прошептала я в ответ и горячо поцеловала его.

Я слышала звуки рынка и живые голоса покупателей, которые позабыли о своих страхах, так как далмуры пока утихли. Когда нам было некуда торопиться, мы могли сидеть так, и Саалим позволял времени двигаться вперёд.

— Не хочу, чтобы ты запоминала такие вот моменты, когда меня там нет.

Мы находились в шатре, который Саалим часто создавал для нас — в углу была сложена еда, а рядом стоял графин, в котором находился сладкий чай с шалфеем. Бархатные подушки и одеяла лежали на мягкой невысокой кровати, а в золотом фонаре мерцал тихий огонь. Наши голоса были не слышны снаружи.

Для каждого, кто проходил мимо, наш шатер казался пустым. Мы спешно раздевали друг друга, страстно желая снова коснуться и изучить наши тела, которые сливались воедино в горячей страсти. Наши крики раздавались в ночи, но их никто не мог слышать.