Салливан наблюдал за выражением ее лица, за тем, что он мог видеть под плащом в тусклом свете.

– Мне так жаль, – прошептал он. – Я должен был осознать, что намеревается совершить Тилден. Он достаточно ясно выразил свою угрозу. Я мог бы находиться очень далеко от тебя, когда они пришли бы арестовать меня.

– Я не хочу, чтобы ты находился очень далеко от меня. – Ее руки задрожали. – И меня не волнуют танцы. Все эти глупые люди. Все, о чем они беспокоятся – это оказаться по правильную сторону любой сплетни.

– Но я сделал то, в чем они обвиняют меня. – Прошептав это, Салливан обхватил руками прутья решетки между ними, чтобы удержаться и не коснуться ее. – Ты отправилась в мой коттедж, не так ли? Они говорят, что там все в полном беспорядке.

– Я не знала, где ты хранишь все это. Боюсь, у меня часть твоих вещей, хорошо спрятанная.

– Сохрани их, – коротко ответил Салливан. Лучше пусть они будут у нее, чем у Данстона. – Ты не взяла что-либо из… других вещей?

Изабель покачала головой.

– Твой… друг увез их с собой. – Она бросила взгляд на коридор. Благодаря отцу, охранник стоял вне пределов слышимости, но Салливан все равно оценил ее осторожность. Он предпочел бы, чтобы повесили только его.

– Хорошо, – произнес он вслух. – Тогда отправляйся домой. Притворись, что оскорблена тем, как я обманул тебя. Делай то, что тебе нужно, Тибби. Мне нечего терять.

– Не изображай из себя мученика, – огрызнулась Изабель.

Его губы скривились.

– Не отдавай мне приказы. Я больше не работаю на тебя.

– Прекрати шутить, Салливан. Все очень серьезно.

– Я знаю. Вот почему я прошу тебя уйти прежде, чем ты окажешься втянутой в это дело еще больше, чем втянута сейчас.

– Что, если ты признаешься, и расскажешь судье, почему ты украл картины? – продолжила девушка, словно он и не пытался образумить ее. – Может быть, они отправят тебя в ссылку, вместо того, чтобы… повесить? – По ее щеке скатилась слеза.

Его грудь разрывалась от желания стереть прочь эту слезу. Салливан впился пальцами в прутья решетки.

– Есть такая возможность, – признал он.

Внезапный свет, вспыхнувший в ее глазах после этих слов, напугал его. Внезапно Уоринг понял, почему она задала этот вопрос. Господи, он любит эту женщину.

– Ты не поедешь со мной в Австралию, – категорично заявил он, стараясь вложить в эти слова всю убежденность, которой обладал. – Я скорее допущу, чтобы меня повесили, чем заставлю тебя пройти через это.

– Салли…

– Нет.

– Ваши пять минут истекли, мистер Смит, – приближаясь к ним, заявил охранник, ясно давая понять, что не поверил в это имя, которое лорд Дэршир, очевидно, сообщил ему.

Изабель еще крепче вцепилась в его рубашку, словно пыталась протащить его сквозь решетку.

– Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? – спросила она, ее голос сделался пронзительным от отчаяния. – Что угодно, Салливан.

– Держись от меня подальше, – ответил он, прислоняясь к металлическим прутьям. – Во всех смыслах. Не приближайся ко мне.

– Пойдем, дорогая, – проговорил ее отец, положив ладонь на руку Изабель. – Мы должны уходить.

– Нет! Я хочу остаться.

– Пожалуйста, Изабель, – прошептал Салливан. – Пожалуйста, уходи.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – ответил он. – И мне очень жаль. Я отдал бы тебе все, если бы мог. Но мы оба знаем, что я не могу. Так что все, что я могу тебе дать – это шанс восстановить твою репутацию. Позволь мне сделать хотя бы это.

Из ее горла вырвалось рыдание. Ощущение было такое, словно оно вырвалось его собственной груди. Бросив на него последний взгляд, Изабель повернулась и спрятала лицо на груди отца. Лорд Дэршир долго смотрел на него. Салливан встретился с ним взглядом, пытаясь сказать выражением лица то, что не мог выразить словами – что он любит Изабель, и что это самый лучший и единственный способ, которым он мог это продемонстрировать.

Наконец, отрывисто кивнув, маркиз повернулся и вышел, вместе с Изабель, все еще прижимавшейся к нему. Салливан прижался к решетке, наблюдая за ними до тех пор, пока они оставались в пределах видимости. Когда дверь в конце коридора со скрипом отворилась, а затем с грохотом захлопнулась, у него возникло ощущение, что это трубный глас, возвещающий день страшного суда.

– Тибби, спустись вниз на завтрак.

Изабель оставалась на сиденье под окном в своей спальне. Значит, солнце уже встало. А она и не заметила.