И тут же тянется ко мне опять. Ставит меня на край кровати в позу довольной собачки, ласкает груди и восхитительно долго и глубоко имеет меня сзади. Снова и снова вижу небо в алмазах.

Ни один из нас не вспомнил о защите. Перед вторым действием я дернулась было, а потом подумала… Зачем? Как бы я хотела родить ему ребенка! Вот такого же замечательного со всех сторон, только маленького. Чтобы оставался со мной, даже когда папка уходит на работу. Чтобы растить его и узнавать черты любимого мужчины.

Да, я этого хочу. Даже если с его папой не будет продолжения. А может, именно поэтому. Это по любому будет счастье.

В шестую ночь он усаживает меня рядом с собой и то смотрит пристально, то отводит глаза. Я сразу замечаю, что он печален.

Вижу лежащую на столе на видном месте пачку долларов, перевязанную красной ленточкой с бантиком. Думаю, до нее сейчас дело дойдет, у меня глаза сразу оказываются на мокром месте. Так мне и надо, вот он — момент истины: я для него — шлюха. А кто еще?! Спасибо, хоть красивой ленточкой перевязал, чтобы подсластить пилюлю. И слишком много этих самых бумажек. Мои услуги столько не стоят…

— Ты будешь разочарована, — вдруг говорит он, — но сейчас я не хочу только заниматься любовью. Завтра вечером улетаю. Не хочу от тебя улетать! — горячо восклицает и приникает ко мне, зарываясь лицом в мои волосы. Я обнимаю его за шею, затрепетав от нежности. Понимаю, что он не просит ответа, разговаривает как бы сам с собой.

— Я даже начал молиться. Благодарю всех богов, и моего, и твоих за то, что послали мне тебя! Желаю всех благ человеку, разбившему мне голову, из-за чего пришлось сидеть в номере, где ты меня нашла, — Саша то улыбается, то закусывает губу.

А я блаженствую. Все же женщины любят ушами.

— Почему ты пришла именно ко мне? Мне этого не узнать, кажется, ты не сильна в языках… Ты необыкновенная, и дело даже не в твоей внешности. Я долго думал и понял: ты… — он молчит, подбирая слова, — ты щедрая сердцем, мне даже кажется, что ты меня любишь.

Мы горячо целуемся, но потом он опять грустит. Говорит о родине… Он, оказывается, вырос в Крыму, в 2014-м как раз закончил школу, поехал поступать в Московский ВУЗ. «Вот откуда у тебя этот мягкий певучий говор! — думаю я. — А ведь так говорил и мой отец…»

Александр сажает меня на колени, обнимает и с горечью делится тем, как в последнее время обращается с ним его жена: надменная и непроницаемая, подобно большинству детей богатеньких родителей. Я замираю: действительно, почему бы ему не быть женатым, — подумаешь, молод, подумаешь, не носит кольца!..

Ласкает меня и жалуется, что его не подпускают к сыну. День четырехгодовалого крошки расписан по минутам: английский, китайский, теннис, бассейн, верховая езда… Всякие гувернеры смеют закрывать перед ним, отцом, дверь! Да ним просто воспользовались, как производителем!

Я снова окидываю его медленным взглядом, — да, от такого мужчины многие хотели бы иметь детей, — роскошное тело, большое, в меру тренированное, открытое славянское лицо, румянец, оленьи глаза и, конечно же, главное — спокойный нрав. В нем все настоящее.

Он вдруг отстраняет меня и вглядывается в глаза:

— Мне все время кажется, что ты понимаешь!

Похоже, он настроился на меня так, что уже почти читает мысли.

— Я понимаю, — не выдерживаю я.

Если бы я смолчала! Может быть, тогда бы все закончилось легче и проще… Сдержаться еще один только раз! Но я просто не смогла не откликнуться на его слова, не ответить на его искренность.

От близости Саши во мне все поет, я словно раскачиваюсь на стремительных качелях, и «вниз» — это означает вступление к «вверх», и опять, и опять…

Он буквально подпрыгивает, сидя со мной на руках и долго не может выговорить ни слова.

— Ты русская?!

— Да.

Саша несколько раз порывается что-то сказать, но каждый раз закрывает рот. Вижу, как он меняется в лице: растерянность и тяжелые мысли сменяются решимостью, взгляд прояснился.

— Ты летишь со мной! — безапелляционно заявляет он и твердой рукой привлекает меня к себе.

«Счастье мое! Любовь моя! — твержу я мысленно, когда он покрывает меня поцелуями. — Ну и что, что ты женат. Пускай ты будешь моим хоть изредка. Отдохни на моей груди…»

Он встает со мной на руках и входит в душевую. «Он так и не понял, кто я, — осознаю, — просто не запомнил какую-то мышку».

— Я решил изменить свою жизнь и больше не хочу играть, — говорит он тоном, о котором я мечтала полжизни. — Сейчас я смою весь твой камуфляж и знаю, что без него ты понравишься мне еще больше.