Вот небогатые плоды, которые мне удалось собрать к вечеру. Во-первых, эта длиннющая развеселая улица типа нашего Арбата имеет начало в транспортном центре, и конец — у набережной моря, моя гостиница расположена примерно посередине. Причем здания построены вплотную друг к другу, общедоступных проходов на соседние улицы не наблюдается.

Во-вторых, чаще других на вывесках и в той, и в другой частях улицы повторяется логотип компании, имеющий вид двух букв готическим шрифтом в треугольнике и обязательно по соседству с двухголовым драконом — дракоша просто примелькался.

Но когда я, разыскав более-менее подходящую фразу в разговорнике, захотела встретиться с самим главным боссом, мне стали снисходительно объяснять, что его здесь нет и быть не может, потому что ему принадлежат, кроме ресторанов, казино и стрип-баров еще и банки, самолеты и длинный перечень того, значения чего в английском я совершенно не знала. Наверное, и пароходы тоже.

И в-третьих, хозяин небольшого варьете, не входящего в буквенно-драконовый концерн, проведя пальцем по узорам на Маринином теле (на фотографии), сказал:

— Много-много долларов.

Заняться косметическими салонами Вова рекомендовал только в случае фиаско на главном направлении поиска. Боюсь, что такой момент приближался. До отлета домой осталось всего ничего.

Зная Маринин консерватизм, логично предположить, что и в первой, и во второй поездке она, скорее всего, делала грим в одном и том же месте. Есть несколько имижд-заведений на этой улице. А умельцы темпту и пирсинга предлагали свои услуги прямо на велосипедных повозках через каждые двести шагов. И все, как один, клянутся, что сделают точно так же, как на фото. Но сама вижу на образцах — и краски не те, и руки не те, — кустарщина. Что делать? Посоветоваться бы с кем-то…

Вечером настойчиво стучусь к мужчинам, услышав какой-то возглас, считаю его разрешением войти. С.В. нет. Александр полуодетый сидит на растерзанной кровати, всматриваясь в меня. Потом издает горловой звук, хватает с тумбочки пузатую, в наклейках бутыль темного стекла и отхлебывает, боюсь, что много, пока я не успела отнять, и падает на постель. Вот как развлекается приличный вроде бы мальчик в иностранной поездке! И стоило из-за этого лететь в такую даль?!

— А ты ведь так и не сказал, где именно видел ее! — я машу над бедолагой-алкоголиком телефоном с Марининым фото в гриме.

Не знаю, услышал ли он меня. Я встаю, в задумчивости поправляю растрепавшиеся волосы перед зеркалом на стене, трогаю его массивную вычурную раму и вздрагиваю. Как будто я где-то уже видела эти лепные узоры, но у меня в комнате рама зеркала совершенно другая! Как будто… Все же какая-то ассоциация с Воробьевой… Снова открываю ее фотографию, чуть телефон не выронила, так вдруг задрожали руки, сравниваю — вот же, вот, на заднем плане, — те же завитки на раме, тот самый рисунок обоев, а вон и молодая диффенбахия в углу!..

Оглядываюсь, словно что почувствовав спиной: Саша следит за моими манипуляциями (!) и, встретившись взглядом, отворачивает голову. Похоже, не так уж он и пьян!

— Говори, ну! — по-полицейски неотвратимо требую я, нависнув над ним.

— Да, это снято здесь… — он зажмуривается.

— Кто снимал?

— Я.

— ?!

— Но я понятия не имел, кто она! — восклицает он с непритворным чувством, подняв на меня затуманенные синие очи, и голос сразу нормальный, только чуть с хрипотцой. — А потом она просто не пришла…

— Погоди, дай сообразить… Что, она вдруг появилась в дверях, попросила сфотографировать, вышла и больше не появлялась?

— Появлялась…

— Сколько раз?

— Шесть… — он трет лицо руками.

«И ты молчал!» — думаю я, уставившись на него, словно вижу впервые.

Все равно приятно на него смотреть. Ну, вот есть в нем что-то чистое, искреннее, несмотря на шоу, которое он устроил здесь. Не похож он на алкаша, начинаю понимать, что терзает его не горюшко а-ля-виски, а какие-то подлинные страдания. У меня мелькнула мысль, что Марина может быть ему по-настоящему дорога.

— Знаешь что, — я достаю из сумки и протягиваю ему бумажный носовой платочек, — кончай валяться! Вместе мы ее быстро найдем.

— Куда уж мне!

Он утирается, как бы с отчаянием взмахивает рукой и выдает:

— Повязали по рукам и ногам, только пить и остается… Она тоже не воспринимала меня всерьез. Все вы, бабы, такие — стоит вам раскрыть душу, вы сразу в нее плюете! Она поиграла и бросила, даже не попрощалась по-людски… Я такую бучу поднял, самолет задержал, несколько часов мотался от аэропорта до гостиницы, все думал, она придет…