А тут вдруг — роскошь. Горячие пончики, обсыпанные сахарной пудрой на тарелочке, и стакан клюквенного морса. Стакан большой, тяжелый, и так клюквой пахнет, вкусно — мама дорогая. Мы сюда ходили раз в неделю, потому что стоило рубль. Целый рубль.

…А вот тут, в магазине висела кофточка. Я ее так хотела хоть примерить, так она мне нравилась… Красная такая блузочка, с мережкой. На цыганскую похожа. Я ходила на нее смотреть, я о ней мечтала. А потом ее кто-то купил.

…Эту скульптуру — вон, видишь, мы называли «Паниковский». Помнишь «Золотого теленка»? «Паниковский, отдай гуся». Мы тут у фонтана назначали свидания.

Они бродили по городу, сворачивая на ту улицу, которая вдруг привлекла их внимание. Непременно спускались на набережную, к Волге. Неторопливо ели мороженое и смотрели на большие круизные теплоходы, которые всегда миновали их маленький городок, а здесь стояли подолгу.

Но вот в оперном театре Саша не была ни разу. Правда, Ольга Сергеевна водила ее на «Сильву», когда труппа приезжала к ним с гастролями. Они сидели в первом ряду, не снимая пальто — во Дворце культуры было холодно. И Саша была страшно разочарована. Такая красивая Сильва, а жених у нее маленький, плюгавенький, похож на собачку Друппи из американского мультфильма.

…Людмила Константиновна жила в одном из старых домов на Дворянской. Было ей уже лет, наверное, за семьдесят. Седая изящная дама. Она угостила их чаем с пирожными.

— Это платье не театральное. Мне привезли его из Парижа, для бенефиса, — сказала она, распахивая шкаф.

В шкафу было много вещей, но и Саша, и Ольга Сергеевна сразу поняли — это. Платье искрилось голубизной моря в яркий солнечный день. Искрилось и переливалось. Там в старых детских фильмах мерцающими звездочками изображались мечты.

Саша подумала, что если бы такое платье надеть на корову, все забыли бы, что это корова, и видели одно голубое сияние.

**

Захар оставил дома ее тетрадь. Брал списать английский и забыл принести в школу. На другой день работы надо было сдавать.

— Зайдем после уроков ко мне, — покаянно предложил он.

Захар жил в бесконечно длинной девятиэтажке, в народе называемой «шоколадкой». Отчего-то ее, единственную в квартале, выкрасили в желто-коричневый цвет.

Когда Захар отпер дверь и кивнул Саше: «Проходи», как обычно, первый взгляд её был — бедно живут, богато? Если бедно — свое, родное. Если богато…

У Захара было пусто. Коридор, выкрашенный голубой масляной краской. Здесь Саше полагалось ждать. Захар ушел в комнату за тетрадью.

Из кухни вышла женщина, показавшаяся Саше очень старой. Халат завязан кое-как, дряблые руки. Волосы неопределенного цвета, с обильной проседью, висят вдоль лица.

— Здравствуйте, — сказала Саша.

Женщина внимательно на нее посмотрела и промолчала.

— Ты в магазин ходил, б…. — крикнула она, но крикнула негромко, жалким каким-то, срывающимся голосом.

Саша стала смотреть себе под ноги. Возле полочки для обуви, у самой двери, она заметила несколько пустых бутылок из-под водки.

Захар вынырнул с тетрадью и черным пластиковым пакетом.

— Я из школы только, сейчас пойду.

— Пойдешь ты…, — женщина подняла руку, то ли замахиваясь на сына, то ли отмахиваясь, — ты сейчас шлендрать уйдешь до ночи, знаю я тебя…

Дальше снова пошел мат. Захар торопливо отпирал дверь. Оказавшись на лестнице, Захар и Саша не стали ждать лифта, благо жил Захар на третьем этаже.

В подъезде он привалился к стене:

— Понимаешь теперь, почему я хочу уехать учиться? Далеко…

Саша кивнула. И еще она знала теперь — он не вернется.

.**

Наступил «день икс». Саша проснулась на рассвете. За окном пели соловьи, захлебывались, настоящий соловьиный гром. Саша встала и пошла к маме. Прилегла рядом, ощущая родное тепло. С мамой всегда чувствуешь себя маленькой, все просто и безопасно. Ольга Сергеевна обняла дочку, прижала к себе, укрыла одеялом. И, пригревшись, обе неожиданно крепко уснули, так что их разбудил будильник.

— Спокойно, ты все знаешь, — повторяла Ольга Сергеевна, пока Саша допивала кофе, — Не торопись, времени вам дают много. Главное, даже не пытайся списывать.

И тут же возмутилась:

— Ну почему? Мы все списывали. В наше время никакого выбора не было, мы сдавали все экзамены. По литературе я шла прекрасно, а физику не могла понять, хоть убей. Нарезала я такие узенькие полосочки из бумаги. Еще помню, она была синеватая. Прекрасно все прошло: вытащила, списала — и сдала физику на пятерку.