С горы слетел дельтапланерист и теперь медленно парил над ними в небе такой пронзительной чистоты, какой они не видели еще никогда.

**

Пока Саша не доехала до огромного железнодорожного вокзала, она чувствовала себя еще дома. Солнце, заливающее троллейбус — такое ласковое, мирное. Привычный пейзаж за окном — ботанический сад, улицы, каждый дом знаком…

А вокзал… Она покатила свою сумку на колесиках, чувствуя себя уже песчинкой. Здесь уже все мысленно были в дороге, в иных городах. То и дело объявляли о прибытии и отправлении поездов, и названия городов звучали: Пенза, Москва, Владивосток. Екатеринбург…

Ей предстояло ждать около двух часов.

— Я не опоздал? — Дмитрий бежал по залу — Чёрт, задержали нас сегодня, таксист пообещал, что успеем, но пробки. Когда твой уходит?

Он взглянул на часы:

— Идем, я тебя покормлю. Идем, не артачься, тебе два дня всухомятку сидеть.

Они пошли в уголок зала, в кафе «Жили-были». Саша села на тяжелую дубовую лавку, и стол такой же — широкий, дубовый. Она почувствовала вдруг, что проголодалась так, что готова лизать даже горчицу из баночки.

Дмитрий принес поднос. Солянка, густая, дымящаяся, голубцы в капустных пеленках, кофе с пирожками.

Они заговорили почти одновременно, одними и теми же словами

— Восемь месяцев…

— Всего восемь месяцев…

— И еще будут зимние каникулы.

— А сколько там будет лошадей.

— И Ира тебя уже ждет…

Объявили посадку. Оба вздрогнули. Саша — будто ее только что разбудили, Дмитрий чуть заметно. Будто именно в этот момент им отрезали путь назад.

А потом вдруг стало некогда. Стоянка поезда десять минут. Надо пробежать огромный зал ожидания, подземный переход, найти третий вагон…

Билеты и паспорта проверяла немолодая проводница, крашеная блондинка с усталым лицом.

— Я провожающий, — Дмитрий мимо нее понес в вагон тяжелую сумку. Тяжелая она была, в основном, из-за еды. Мама не удержалась — клала съестное, пока сумка не перестала закрываться. Долгая дорога, чужой край…

Саша протискивалась боком по проходу, искала Дмитрия, и свое место. Ее соседками оказались две толстые тетки. Не обращая внимание по посадочную толкотню, они переодевались в дорожное, стаскивали брюки, джемпера. В купе было не повернуться. Саша и Дмитрий приткнулись где-то в проходе. Он держал ее за руки, не отпускал. Потому что видел — она не поднимает глаз, держится за тепло его рук и его голос.

— Скоро, очень скоро… Ты вернешься. Я тебе буду звонить каждый день, Я буду писать…Я, — пауза на миг и — Я приеду! Слышишь?

Он слегка встряхнул его руки.

Она зажмурила глаза, и на миг припала к нему. Вдохнула запах — шерсть свитера, табак… Он целовал ее волосы,

— Ну, все, все…

— Выходим из вагона, — шла навстречу проводница.

Когда Саша открыла глаза, Дмитрий стоял уже за окном, смотрел на нее неотрывно.

Еще несколько секунд, и пейзаж за толстым мутным стеклом поплыл. Освещенный солнцем уходил город в свою жизнь, теперь без нее. Тетки переоделись и немедленно принялись закусывать. Здесь теперь был их дом на несколько дней.

А еще одна соседка вынула из сумки, смущенно улыбаясь, рыженького кобелька породы чихуахуа. Из тех собачек, что меньше кошки.

— Приглядите за ним, пока я постель застелю, — попросила она Сашу, — Мачо, мачо, сидеть.

Но песик не стал сидеть. Изящный, похожий на олененка, он подошел к Саше, перебирая тонкими лапками. Она увидела его блестящие доверчивые глаза и сунувшуюся к ней мордочку.

Та доверчивость, с которой она принимала жизнь, и за которую ругала себя, была оправдана в нем, слабейшем. Значит, ее дал Бог…