Я даже не знаю, как мы тогда заговорили на эту тему. Я помню только, что пыталась описать Грегу цветок гвоздики, прежде чем сделала неудачную попытку нарисовать его. Когда я посмотрел на резьбу, то узнала в ней свой каракуль. Что должно было означать только одно.

— Это действительно от него? — спросил я, умиляясь.

— Он тоже хотел сделать что-то, но, наверное, не стоит, чтобы герцоги знали, что регент раньше был краснодеревщиком. Но он уже сам сделал голову и резьбу, — объяснил Тривет, и я разрыдалась от радости. Поднялась, используя люльку для опоры. К счастью, она оказалась достаточно прочной, чтобы выдержать вес. И я снова начала плакать.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Самуэль, и вместе с Триветом усадили меня на край кровати, каждый сел по одну сторону от меня.

— Я только что вспомнила. Мама, папа, они станут бабушкой и дедушкой и никогда об этом не узнают. А мой брат станет дядей, и у него не будет возможности научить своего племянника или племянницу шалостям только для того, чтобы позлить меня. Я хочу домой. Мне нужно вернуться. Я не хочу быть одна, — всхлипывала я, пытаясь перевести дыхание, а потом немного успокоилась.

— Все будет хорошо, — утешил меня Тривет. Почувствовала, как он обнял за плечи и легонько погладил. Я прислонилась головой к нему и попыталась поверить в его слова.

— Ты не одна. У тебя есть мы, — мягко добавил Самуэль, взяв мою руку и крепко сжав ее.

Может быть, я долгое время бессознательно хранила это в себе. По правде говоря, я намеренно избегала мыслей о семье. Но им требовался выход. Когда я проснулась на следующее утро, мне показалось, что с кровати встал совсем другой человек. Обнаружила, что фактически смирилась с тем, что больше не увижу свою семью. Поэтому решила, что не стоит больше зацикливаться на этом.

Через несколько дней Тривет и Самуэль принесли мне свои подарки. Тривет подарил игрушку, которую Бран вырезал для него, когда он родился. Это был маленький медвежонок, который помещался в ножки колыбели и вместе с драконом присматривал за спящим ребенком. А поскольку Тривет в душе был архивариусом, он позаботился о том, чтобы принести мне книгу в кожаном переплете, чтобы я записывала все, что пережила с ребенком. Была так тронута, что не знала, как его благодарить. Быстро встала и крепко обняла его. Я не смогла бы лучше выразить свои чувства в тот момент.

Самуэль ждал, пока мы не остались одни. Затем, когда вручал мне упаковку, выглядел застенчивым. Я осторожно развернула бумагу, в ней была завернута ручная вышивка. В центре был вышит мой герб — голова синего дракона на красном фоне. Края были украшены еловыми ветками и сосновыми шишками.

— Это прекрасно, — прошептала, глядя на Самуэля, который все еще выглядел смущенным. — Ты сам это сделал? — спросила я, удивленная. Самуэль слегка улыбнулся и молча кивнул в знак согласия.

— Ты умеешь вышивать? Как ты научился? — Я задала вопрос, надеясь, что Самуэль расскажет мне.

— Это долгая история. В двух словах, это история о глупом друге, проигранном пари и бесконечно проколотых пальцах, — произнес он с легкой улыбкой.

— Надеюсь, ты его наказал, — рассмеялась я.

— Еще бы. У Рыко на каждом носовом платке розовой нитью было вышито его имя, а вокруг него — десятки сердечек, — серьезно ответил Самуэль, но я не могла перестать смеяться.

Через некоторое время Самуэль попрощался. Однако мне пришло в голову, что я не поблагодарила его за подарок. И побежала за ним. Он стоял в дверях и удивленно смотрел на происходящее.

— Спасибо, Сэм, — поцеловала его и убежала обратно в свою комнату.

С тех пор старалась наслаждаться каждым моментом. Несмотря на то, что мои ноги внезапно опухли, была рада, что хотя бы доходила до скамейки в парке под липой.

К сожалению, через пару дней начались боли в спине, которые не утихали, а еще через пару дней начались мигрени. И вдруг меня стало беспокоить, что ребенок шевелится. Каждый легкий толчок причинял только еще большую боль. Тем не менее, старалась не показывать этого. Что было непросто, учитывая, что все время находилась в компании Тривета и Самуэля.

— Интересно, когда тебе надоест притворяться, что все в порядке, — произнес Тривет однажды вечером за партией в шахматы.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — произнесла нарочито спокойным голосом, садясь, наверное, в сотый раз, чтобы найти более удобное положение.

— Я не врач, — удивленно произнес Самуэль, — но у меня такое чувство, что он имеет в виду твою больную спину, которую ты пытаешься от нас скрыть.

— Как давно вы знакомы? — удивленно спросила.

— Можно сказать давно, — ответил Тривет, слегка пожав плечами.