Полиция говорила по всем каналам о резное. Предполагалось, что убийц могло быть несколько, с множеством ножей. Разодранная глотка указывала на то, что в бойне могла участвовать собака. Только вот я совсем не верил во все это.

Еще никогда я так долго не рыскал по чужой территории. Мне стало не по себе, когда я попытался, шаг за шагом, пройти по дорогам Барб. Хотя этот участок осиротел, он все еще принадлежал ей, как отпечаток пальца. Повсюду были ее следы: рисунок на стене, голубиные перья и обглоданные остатки за спрятанным от посторонних глаз ящиком с предохранителями. Несколько собачьих ошейников, которые она повязала в качестве трофеев за подвеску некоторых мусорных ящиков. У нее был своего рода нездоровый юмор.

Возле лавки перед магазином обуви, я нагнулся и пригляделся. Место, где лежала ее голова, было чистым и гладким, в сравнении со всем остальным. Здесь было ее место отдыха. Ночами. Родная территория. Здесь все еще ощущался слабый запах Барб. Влажные газеты, затхлая, пахнущая жиром одежда. Я даже обнаружил рыжий волос, запутавшийся в щели. Вспомнив ее фотографию, где она еще была Барбарой Рут Виллер, я еще больше загрустил. Боже мой - она была биржевым маклером! Это значит, у нее была жизнь, о которой я мог только мечтать. Образование, карьера, коллеги. Может, она кого-то любила. И вот теперь такой конец: член клуба сумасшедших поедателей собак. Изуродована до неузнаваемости, бесчисленное количество увечий.

Кто мог стать таким опасным для одного из нас?

"Только кто-то из нас", - угрюмо закончил я свою мысль. Кто-то, кто плевать хотел на кодекс.

Это началось, едва прошла минута: музыка вдруг стала слишком громкой, воздух словно ожил. Аромат духов и кожи, сладковато-пудровый запах искусственного тумана усилился во много раз. Зое знала, что это означало и готова была заплакать. Вернулась сверхчувствительность. За закрытыми веками образовалась целая россыпь впечатлений. Своего рода "ткацкий рисунок". Незначительные запахи ослабевали и становились основным фоном, а другие выделялись, как цветные нити. Вдруг появился яркий, красный запах, который она восприняла как призыв. Зое озадаченно открыла глаза.

Ирвес.

Он стоял на краю танцпола и так пристально смотрел на Зое, что она забыла музыку и людей вокруг себя, и прекратила танцевать. Его волосы и белое пальто были окутаны светло-голубым светом. Но самое интересное заключалось в том, что его вид в данный момент не имел значения. Имела значение лишь необъяснимая для Зое близость. Хотя он стоял на расстоянии минимум пяти метров, ей казалось, что он стоит прямо перед ней. Когда он направился в ее сторону, первой мыслью Зое было убежать. Странный, непонятный импульс, который еще больше испортил ей настроение. Она сдержалась и отошла в сторону, уйдя от света на танцполе. Скрестив руки, она ждала, пока он подошел и встал прямо перед ней. Он был на голову выше ее и выглядел лучше, чем в ее памяти. И тем не менее: Не только из-за этого Зое не могла удержаться, чтобы не смотреть на него.

– Вот ты где, - сказал он.
– Ты хорошо танцуешь.

– А ты сильно опоздал, - ответила она чересчур грубо. Зое покрылась гусиной кожей на руках и чувствовала каждый волосок с излишне неприятной интенсивностью.

– Раньше не получилось, прости, - ответил он и, с извиняющимся видом, улыбнулся.

Судя по первому впечатлению, она ожидала всего, но не такого быстрого извинения. Краем глаза Зое увидела, что Паула заметила их и при виде Ирвеса едва не выронила стаканы с колой.

Ирвес указал на нишу возле барной стойки.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Моя подруга принесет чего-нибудь. А ... в одиннадцать нам все равно нужно будет уходить, нас заберут.

Еще в процессе проговаривания предложения, Зое захотелось прикусить себе язык. Прекрасно. Это прозвучало так, как будто речь шла о детском дне рождения. Зое не нравилось, что Ирвес сбивал ее с толку. Это был не флирт, а нечто другое. Нос опять разыгрывал с ней злую шутку. Ей казалось, что она ощущала Ирвеса так отчетливо, как какой-то характерный запах, который она не могла описать.

– Уже в одиннадцать домой, - сказал он.
– Жаль. В одиннадцать начинается все самое интересное. Публика сменится.

Он сделал движение в сторону стойки, но пошел только тогда, когда увидел, что Зое последовала за ним. Паула перехватила ее взгляд, кивнула и, держа стаканы, протиснулась к ним сквозь толпу.

– Ты здесь!
– крикнула она, подойдя к Зое.
– Долго бы я тебя искала на танцполе.
– Паула без лишних слов протиснулась между Ирвесом и Зое, и поставила стаканы на стойку. После чего сразу же обратилась к Ирвесу: - Привет, я - Паула. Значит, ты и есть тот самый большой незнакомец.
– Она беззастенчиво разглядывала его сверху донизу.
– Ты часто здесь бываешь?

В этом была вся Паула: она не знала, что такое стеснительность. Вобщем-то, Зое могла бы откинуться назад и предоставить Пауле возможность расспрашивать Ирвеса.

– Моя территория, - сухо ответил он и улыбнулся.
– Но вы - мои гости.

"Высокомерный хвастун", - пронеслось в голове Зое. В данный момент ее ощущение от Ирвеса было подобно монетке на краю, стоящей ребром. Да или нет? Она все еще не могла решить, нравился он ей или нет.

Монета Паулы уже, видимо, упала на одну сторону. Она посмеялась над его замечанием и страстным движением перебросила волосы через плечо. Взяв стакан, она бросила Зое наигранно непонимающий взгляд, как бы говоривший: "Вау! И ты еще страдаешь по Давиду?" Зое едва сдержала улыбку. Было сразу заметно, что Паула "загорелась". Словно, кто-то зажег в ней свет. И сегодня он горел очень ярко.