„Обезьянку”, шедшую под номеров № 58 вырвало и она ненадолго впала в беспамятство. Правда на очень короткий срок, и затем снова пришла в себя от нестерпимой боли в голове, от хруста песка на зубах и от ощущениМя, что к ней кто-то приближается.

Поднявший голову человек увидел несколько фигур с явным и недобрым рассматривающих его.

А затем был удар палкой по голове — не сильный, но достаточный что бы № 58 надолго забыл о боли.

Затем было пробуждение и новая волна королевы-боли, и жажда.

Небольшое помещение и две мужчин. Почти ровесников. Только вот один, тот, что посвежее, помоложе, одетый в серую рясу, а на втором нет ничего, кроме тряпки, которая по мысли тюремщиков должна изобразить набедренную повязку. Руки пленника привязаны к стулу. Руки собеседника тоже заняты — то стаканом с водой, то куском ткани, которая должна изображать полотенце.

— Меня убьют?

— Я еще не решил. Но скорее всего да. Еще раз пойми. Мы знаем кто ты, мы…

— Откуда вы можете знать? Я не вижу дела, бумаги, записей, я тут всего лишь два дня, а вы тут в своем гребанном будущем уже все знаете?!

— Если из туеса с черной посевной фасолью ты вынул фасолину, — что главное ты можешь о ней сказать?

— То, что она черная.

— Правильно. Мы знаем что ты — черная фасолина. И этого достаточно. Мы знаем, как ты тут оказался, а потому — участь твоя уже решена. Ты — умрешь. И не спеши обвинять нас в жестокости. Мы не звери. Как ты уже понял — есть несколько мест, куда из прошлого выбрасывает «черную фасоль» — таких как ты.

— Но мы же люди?!

Собеседник связанного вдруг замолкает. Но лишь затем что бы встать, быстро отойти за нечто из досок, которое должно символизировать ширму и наполнить камеру звуком струи бьющейся о дно горшка. А затем допрос продолжается…

— Да, люди. Неизлечимо больные люди, сумасшедшие люди или душегубы…такие как ты.

— Тогда почему меня прямо там и не зарыли? Все не так просто?

— Рад, что ты такой сообразительный. Как уже сказал, мы не звери. Я буду с тобой говорить, потом тебя отведут в камеру. Ты поешь и ляжешь спать. А на следующий день мы продолжим говорить. Говорить до тех пор, пока не признаю тебя….

— …Заслуживающим жизни?

— Нет, жизни ты не заслуживаешь по умолчанию. Иначе ты бы тут просто не оказался. Пока не признаю тебя полезным для Ордена.

— А если не признаешь?

— Скорее всего. В этом случае ты просто в очередной раз уснешь и не проснешься. Как я уже сказал — мы не звери. Жестокость уместна там, где от нее есть толк. А с вами — не тот случай.

— А если докажу свою пользу, меня оставят в живых. Если все же докажу?

— Ну, так докажи!!!! Докажи, твою мать, что твоя тушка стоит того, что бы ее целой и не проткнутой! — Человек хватает со стола стакан с водой и с жадностью его выпивает. А потом уже тише и спокойнее добавляет, — Докажи.

Кажется, такого перепада в настроении не ожидал никто — ни тот, кто назвал себя Маркусом, ни человек в углу периодически записывающий «вкусные места» из рассказа связанного, ни сама жертва допроса.

И Если бы в комнате был еще один человек, но бы увидел что на лице секретаря фиксировавшего ход допроса появилось что-то похожее на изумление.

Всего доли секунду бы хватило что бы разглядеть на лице «следователя» Маркуса следы смущения.

И лишь лицо связанного осветилась какой то тихой радостью, словно он увидел далекий отблеск костра в ночном зимнем лесу. Так улыбаются те, кто увидел шанс.

И этот самый наблюдатель очень бы удивился, если бы узнал, что улыбается Стас, Стасик, Осужденный Завизион и Обезьянка № 58 вовсе не сказанному, а тону, интонации своего возможного судьи, сопоставляя и делая выводы о своем визави.

А допрос начинается, и Маркус начинает сыпать его вопросами: в каком году ты родился, за что сел, что умеешь. Это длится несколько часов, пока Маркус, в очередной раз вытирая обильный пот со лба, не прекращает допрос.

И наконец, наступает день, когда обезьянка № 58 понимает, что решение по ней уже принято, и оно, это самое решение, ей не понравится. Она рассказала все что знала, и Маркус уже лучше его знает, кем он был, за что сел, что умеет, а что нет.

Обезьянка № 58 кожей чувствует, что сегодня последний день, когда она может доказать полезность этим странным людям в черном. И она начинает…

— Тебя травят, Маркус. Давно и методично. В заговоре — минимум двое. Один из двоих — твой медикус.

Привязанный к стулу человек произносит это скороговоркой, неожиданно и быстро глядя в глаза этому самому Маркусу. Тот впрочем, не удивляется.

— Неудачная попытка. Впрочем, я тебя понимаю. Многие пытаются оттянуть конец самыми абсурдными и дикими заявлениями. Зря. У тебя еще есть время, что бы доказать свою полезность. Не стоит бросаться к крайности.