Шрифт:
Пауза. Видимо он впервые слышит то, о чем многие переговариваются, шепчутся, но никогда не говорят.
— Отравителя легко нашли. Да он особо и не скрывался. И был готов к смерти — идейным был, понимаешь. Считал, что Маркус, стань он Преподобным, приведет Орден к войне с теханярми. Ну и таким образом пытался убить войну в зародыше, пусть и ценой собственной жизни.
— Почему его не казнили?
— Его свои же единомышленники хотели придушить. Не потому что жалели Маркуса, а просто методов не разделяли. Просто прецедент нехороший не хотели создавать. Вот если бы наш святоша издох от укуса змеи или от несварения желудка — их бы это вполне устроило. А так…
— Я знаю эту историю. Маркус его великодушно простил. С тех пор его зовут Маркусом — Добрым.
— Мальчик, он его не просто простил. Он заявил, что пересмотрел свои взгляды, и признает, что его отравитель был прав в своем стремлении, и он бы поступил так же. И знаешь, конклав сначала прослезился, когда услышал волю умирающего Преподобного — накануне смерти простить своего убийцу и призвать к миру с соседями. А неделю спустя. ммм. лучшее что я могу подобрать так это — вздрогнул. Потому как иерарх поняли, что хоть Преподобный облысел и потерял зубы, но умирать, явно не спешит. А еще, потому что поняли — Преподобный был абсолютно искренен — он действительно простил своего убийцу.
— Это был акт милосердия.
— Мальчик. Такое милосердие пугает больше всего. Если человек облеченный власть…Высшей властью! …Если он прощает такое, не мстит, и все потому, что … Нет! Ты ничего не понял. Маркус тогда всем четко дал понять, но его не сразу поняли, — он прощает, не из милосердия, а потому что Преподобный Феликс действовал из интересов Ордена, а интересы Ордена для него, для Маркуса — превыше всего. Сложная конструкция, но ты уж поверь, те кто умеют думать, подумали и ужаснулись. А прозвище осталось — Добрый. Маркус-Добрый. Впрочем, как ты знаешь, он действительно добрый и мягкий человек и не любит жестокость. А если жесткость в интересах Ордена — это уже не жестокость.
— А что же?!
— Необходимость. Это все, что ты хотел у меня спросить?
— Нет. Еще…Несколько лет назад меня подставили.
— Янус.
— Что?
— Брат Янус. Предатель. Агент технарей. Работал через Якова- купца. Гордыня — страшный грех, мальчик. Янусу было абсолютно все равно, кому подкладывать украденные записи. Ему важнее было отвлечь внимание от себя, так как я уже шел по его следу. И выбор агента технарей пал на тебя. Называй это как хочешь — фатум, случай, невезение…или везение.
И заешь, когда в твоей койке нашли украденные записи у меня было два пути доказать твою невиновность. Или провести правильное расследование, разумно и логически доказать что тебя подставили, и полностью тебя оправдать.
— И? Почему ты это не сделал?!
— Ты знаешь ответ. Остался бы душок, недоверия, чувство, что нет дыма без огня. Маркус имел на тебя виды, и ему должен был человек с незапятнанной репутацией. Поэтому я пошел другим путем.
— Пыткой огнем?!
— И ей тоже. Нужно было Расследование. Но другое. Максимально безжалостное, с нарушением всех норм и правил церкви, такое, что жалобы на мою предубежденность и жестокость стали сыпаться в Высокий конклав как рог изобилия. Что бы всем стало очевидно, что я к тебе предвзят, что ты обвинен безвинно и облыжно. И это всего- то за неделю допросов.
— Ты ведь мог меня убить?!
— Мог, но не убил. Ты был в забытьи и поэтому не помнишь, как на четырнадцатый день дознания прибыл его преподобие Маркус-Добрый, как он орал на меня, упрекал в жестокости и чрезмерном усердии. Кстати, совершенно искренне. И как потом взял с собой нечастного сироту, которого изувечил злой дознаватель Домиций. Уж поверь, мне было тяжело работать тебя целую неделю, да так, что бы все ужасались моей жестокости, при этом не поломать тебя физически и психически, и сделать так, что бы ты не наговорил глупостей. Бедному отцу Домицию пришлось попотеть, пройти босыми ножками по очень тонкому лезвию. И ведь в конечном итоге, все смогли убедиться в твоей стойкости, невиновности, а его Преподобие Маркус получил замечательный повод вырвать тебя из моих грязных потных ручонок, омыть слезами раны оболганного слугу Ордена, и, не привлекая подозрений, сделать…Кто ты там сейчас у него?
— Тень. Одна из четырех.
— По старому — личный Секретарь. Хмм…Видишь как все неплохо получилось. Но ведь это не все, что ты хотел узнать у старого брата Домиция?
— Почему Лешек?
— Потому что он был моим сыном. Они хотел втянуть меня в переговоры, у них не получилось и теперь мой сын скорее всего мертв.
— Я же все знаю! Все! Разве я не ясно выразился. Дневник Преподобия Маркуса. Его личный дневник. Сволочь!
— Такие вещи надо сначала писать, а потом сжигать, как только напишешь. Его Преподобию следовало бы сурово наказать тебя. Да и себя тоже за несдержанность
– Следовало. Он накажет, если сможет. А я приму епитимью…если еще смогу принять.
— Сможет. Его здоровье идет на поправку — уже начал ходить и говорить, и писать. Недавно прислал мне личное письмо с требованием найти и вернуть его Тень Иеремию.
Пауза. Мы оба молчим, а потом следует вопрос. Такой долгожданный, но все равно неожиданный.
— Я сильно на нее похож?
— Маркус очень любил свою сестру. Безумно. А ты ее полная копия. И сложением, и, характером. Та тоже была взрослая девочка и шла куда хотела. Была в моей молодости такая пословица — «Послушные девочки попадают в рай, а непослушные идут туда, куда сами захотят».