До конца дня проработала на кухне. Устала, как собака. Дали чистить рыбу. А я ненавижу это дело. Склизкая чешуя, запах, забившийся слив. Ещё потом все убирать.

Бывший жених был заядлым рыбаком. Приехал с очередной поездки и, улыбаясь во все 32 зуба, гордо подал пакет с тремя щуками.

Улыбаясь через силу, человек старался, надо поощерять, понесла на кухню. Не мамонт, но тоже сойдёт. Добытчик довольный шёл наблюдать, как я буду потрошить.

Взяла свой любимый широкий нож. Взмах, хвоста нет. Ещё взмах, спинной плавник отсечен. Третий взмах, распорола брюхо рыбе, вытащила кишки. Обтерла нож.

И чуть не вырвало прям на щуку. На доске, извиваясь, шевелились длинные тонкие белые черви. Мерзопакостное состояние, видеть, как они шевелятся.

Меня скривило и не отпускало до вечера. Нож, собака, был дорогой и любимый. Доска и все три щуки ласточками улетели в ведро. Добычик ушёл, обиженно сопя, в зал и долго дулся.

После этого случая рыба у меня была только готовая к употреблению.

Здесь, конечно, никто не собирался щадить мою нежную психику. Но в таком деле важно именно начало. Если запороть несколько раз одно дело, его потом не дают. Убить меня не убьют, плетей, надеюсь, не прилетит. Ор потерпеть? Пф, легко!

Чешутся летела во все стороны. Я, правда, очень старалась! Рыба была похожа на голову клиента, которого стриг парикмахер новичок: проплешины и неровности. Филе было загублено сквозными дырами. Рыба летала из моих неуклюжих рук. Короче, где-то после четвёртой, у меня забрали всю корзину. Конечно, наорали. Я сделала виноватое лицо. Да, все поняла, раскаиваюсь, покивала. Даже громко шмыгнула несколько раз. Жаль, плакать по заказу не умею.

Все! Рыба и я больше не должны встретиться, кроме как на тарелке.

Марта очень внимательно наблюдала за мной. Из под опущенной головы, или украдкой оборачиваясь, будто ищет взглядом кого-то. Или это моя старая подруга – паранойя.

Герхард просто смотрел прямо, не таясь. Вот завидую, вообще не понять ничего по его лицу. Концерт бесплатный, денег не беру, смотрите все.

Алонсо акулой бороздил прибрежные воды моего местонахождения. Пока издали, задумчиво щурясь. Ничего, жадность победит или суп закончится, сам придёт. Я как раз пойму, чего просить.

Кроме цирка с рыбой, все остальное было не пыльное. Помыть посуду помелочи, почистить, порезать.

В один момент поняла, все. Сил больше нет. Спина болела зверски. Облокотилась и тихонечко сидела на табуретке в углу за спинами других. Не дотянула даже до ужина. Работа вокруг кипела. Меня никто не трогал.

Марта принесла воды, я улыбнулась и вылила, пока она не видела.

Один парень, до 20 лет, пойди пойми ещё сколько им точно, иногда кидал на меня мимолетные взгляды. Сначала не обращала внимания, а потом поняла. У Роззи был воздыхатель.

Память подсказала, что он робко улыбался ей, когда она ещё была госпожой при Вигмаре. Первая влюблённость: замирания сердца, переглядывния, ягодки по весне и чахлые цветочки под дверью. И, барабанная дробь, они даже подержались за ручки пару раз! Кошмааар!

Роззи понимала, что это ни к чему не приведёт. Но прочувствовать это ей хотелось. Дать хоть что-то светлое своей душе.

Все это конечно прекрасно, но не для меня. Надо будет потом его мягко оттолкнуть. Немного позже, чтоб не выглядело подозрительно на общем фоне моего поведения. Ну и я на него посмотрела внимательно, пришлось.

Нас покормили, сил немного прибавилось. Весь день я ждала казначея с его обидой, пока не дошёл.

Когда солнце давно село, кухня начала пустеть. Пошли и мы с Маргарет. Я упросила её принести мне в комнату ведро тёплой воды. Когда мы его брали, тот парень, Сайман, увидел это, взял второе ведро и понес за нами. Все принесли, Сайман ушёл в закат. Мой вход сторожили другие бандиты, но я все равно опасалась.

– Маргарет, мне нужна твоя помощь, – сказала я. – Знаю, ты устала, но сама я не смогу.

– Конечно, милая. Что делать?

– Помоги пожалуйста раздеться и помыться.

– Ох, ну конечно, если для тебя это так важно, Роззи.

Я скрипела, но раздевалась. Оторвала от одеяла кусок тряпицы и им протерлась с жидкостью похожей на мыло, оно было припрятано в уголке уборной. Было просто блаженство. Волосы полностью промыть не удалось, но стало гораздо легче. И вот тут, применив все свое красноречие, я таки заставила Маргарет помыться. Она отпиралась и протестовала, но я была непреклонна. Не хочу, чтоб меня тошнило от человека, которого люблю. Старушка сдалась, ворча на мою блажь.