Я медленно и аккуратно поднялся с кровати, подошёл к столу и провёл рукой по своему кафтану. Серебряные нити приятно пощипывали кожу пальцев, а ноющая рука умоляла вытянуть оттуда немного магии и ускорить лечение. В иное время я бы так и сделал, но в этих горах найти свободный источник было попросту невозможно, а значит, истощив собственные запасы я бы отдался на милость приютившим меня горцам. Остаться без источника магии было хуже, чем остаться голым. Так что я с сожалением отставил тяжёлый кафтан в сторону, оделся в свою одежду и вышел во двор.

Несмотря на ранний час там уже стоял ярл Максвелл и осматривал свою дружину. Он подходил к каждому из воинов, придирчиво осматривал его, охлопывал в разных местах и выносил короткий и ёмкий вердикт:

— Сделай новое древко для копья…

— Кольчугу почини…

— Молодец!..

— Что это? Ты 30 монет взял на новый меч. Эта железка стоит 30 монет?..

— Выглядишь как помойная яма, хватит столько пить…

Прерывать его не хотелось, тем более, что плохое настроение ярла судя по всему являлось чертой характера, чем последствием неудачного дня, недели или месяца. Под конец он уже перестал сдерживаться:

— Три луны меня не было в замке, а вы уже превратились в сборище пьяниц и трусов. У нас угоняют скот, оскверняют святилища, режут честных людей прямо посреди тракта. Такими темпами Нак Кимли придут в замок и отсношают мою покойную жену, перед этим выкопав её из родовой могилы. Эти горы же наш дом, мы все тут выросли, каждую тропу знаем, каждый камень, а не можем поймать и наказать каких-то выродков. Зато прохожий рыцарь троих порезал. А вы…

Ярл сплюнул на землю и махнул рукой. Дружина, похоже, только это и ждала. Мужчины начали расползаться во все стороны, тихо переговариваясь друг с другом. Что ж, другого времени пообщаться с ярлом не будет.

— Уважаемый ярл, Руисерт Нак Кимли мой человек.

Ярл не удостоил меня даже слова, только ещё больше нахмурился. Пришлось продолжать:

— Он ел с моего стола, делал для меня работу.

— Что ты мелешь, рыцарь из королевства? — голос ярла тихо клокотал. — Он что, отказался от своего родового имени и взял твоё?

— Нет, ярл, но он под защитой моей чести.

Предводитель Нак Обби спокойно положил руку на рукоять меча.

— Ваши законы, чужак, на севере не действуют. Север свободен больше ста лет, да и даже в те времена, когда ярлы клялись в верности юным королям, знаешь какой род никогда не вставал на колени, — он указал большим пальцем на себя. — Нак Обби.

В такие моменты внутри просыпается настоящий талант дипломатии.

— Я не спорю, ярл, но мы все ходим под одним небом и испрашиваем одних благословений у отцов-созвездий. Если Руи что-то натворил, то я лишь хочу суда небом.

— Ты делил со мной хлеб, рыцарь из королевства…

Я молчал.

— Скользкий червь, — ярл скривил рот, но на улыбку это совсем не походило. — Получишь что желаешь.

* * *

Думаю, стоит отвлечься и рассказать читателю, чем же я заслужил такой мерзкий эпитет от ярла Максвелла.

В королевстве традиция испытания поединком, когда тяжущиеся стороны сражаются сами или выставляют бойцов от своего имени, давно ушла в историю. Конечно, рыцари могут решать личные конфликты на турнирах, а боярские сыны в городах — резать друг друга по подворотням из-за деловых вопросов, но это и близко не подходит к северянскому суду небом. Такой суд является вопросом чести.

Как бы ярл не презирал чужаков и не ненавидел кровного врага, он не мог отказаться от поединка. А поединок должен быть максимально справедлив в глазах и живых, и мёртвых родичей. Раненый воин, неспособный держать оружие в руке, не может выйти на поединок — немного чести в победе над калекой, а значит, ярл должен был дождаться того момента, когда я буду готов выйти на бой. При этом, я уже разделил хлеб с ярлом и являюсь его гостем. До тех пор, пока гость не нарушит законы гостеприимства — с ним ничего нельзя сделать, равно как и со слугой гостя; сам же ярл точно так же не может выгнать гостя, не прослыв человеком бесчестным.

Естественно, мой поступок был отвратителен в глазах любого из северян, да и не только их, будем честны, но было у меня одно преимущество. Ведь честь хоть и находится в душе самого воина, но её корни произрастают из предков этого человека, а плоды чести вкушают его потомки. Мой клан уничтожен, я лишён своих корней, и через это не могу посрамить предков; потомкам же передать свой срам я не смогу за неимением этих самых потомков. Жизнь моя только моя и ничья больше, а значит — что мне порицание северян?

* * *

Дальнейший разговор с ярлом ни к чему хорошему привести не мог, но и сидеть в замке до самого выздоровления мне не хотелось. Оставался лишь один человек, который мог мне помочь — Грегор. Я побродил по двору, вылавливая пробегающих мимо слуг и выспрашивая где находится ярлов сын. Грегор нашёлся в кузне, в кожаном фартуке поверх простой рубахи, грязный и потный. Он размеренно стучал аккуратным молотом по небольшому топорику, вковывая тонкую полоску железа в заготовку.