Через пропасть, отделявшую от ближайшего относительно уцелевшего участка стены, уже почти перебросили сколоченные мостки.

— Нету! — выкликнул с той стороны Огнёвка, посторонясь, пока хмурые плотники проносили длинные доски. — Все лекари при деле...

Огнёвка мог бы добавить для придания веса словам, что раненых так много, что целители не справляются с потоком страждущих помощи, что лекари не могут разорваться, даже если таково желание Магистра. И, вероятно, прибавил бы, не без удовольствия, будь перед ним прежний Магистр Хезальт. Но Демиан стоял с ним на стенах, и ему положение дел было известно не хуже.

Магистр мог потребовать целителя, оторвать от кого-то другого... теряющего кровь из разорванных сосудов, теряющего дыхание из-за проткнутого обломком рёбер лёгкого, теряющего сознание от трещины в черепе. От кого-то, у кого было больше шансов выжить.

Демиан прижал ладони к солнечному сплетению, чтобы перелить Иленгару часть своей силы. Но пустыню не напоить единственным глотком.

Между пальцев потекла лишь скверна, и Демиан с проклятием отдёрнул ладони. Лучше позволить умереть, нежели продлить агонию, которой будет питаться проникнувший в саму суть, вечно алчущий паразит. Он не доставит скверне удовольствия запятнать собой чистую душу. Достаточно с неё его души.

Иленгар открыл глаза. Они были мутными озёрами боли, и воды их окутывал нездешний туман. Но взгляд оставался зрячим, и он направлен был ровно на Магистра.

Демиан склонился к самому лицу друга, потому что губы едва шевелились, так что по ним невозможно было прочесть слова, а голос был тише дыхания.

— Вернул... долг.

Демиан мог поставить на кон свою загубленную душу: в этих словах заключалась улыбка.

Илле и в смерти оставался собой.

— Ты никогда не был мне должен, — возразил Демиан.

Илле мотнул головой: "всё равно".

Призрачный взгляд друга ускользал.

— Она... — не то прошептал, не то выдохнул; это было менее вещным, чем самое тихое слово и самое слабое дыхание, но и тогда у Демиана не могло родиться и тени сомнения в том, кто была эта "она". Пальцы Иленгара сомкнулись на коже лёгкого доспеха Магистра; он настаивал и требовал этим жестом. — Знай, я бы никогда...

— Я знаю, — тихо произнёс Демиан. Его левая ладонь сомкнулась в кулак, посылая по руке от плеча пульсирующие волны. — Я всегда знал.

Илле безмолвно кивнул. По его телу стала пробегать неровная дрожь.

"Прости, Илле. Но без малого двадцать лет спустя мне снова хочется кричать".

Когда схлынула последняя судорога, лицо Илле расслабилось, на мгновение явив Демиану русоголового мальчишку, которого он держал на руках в кишащей крылатой нечистью галерее.

Он проиграл эту битву.

Демиан уткнулся в спутанные русые волосы, глуша судорожный вздох. Секунда на то, чтобы перевести дыхание. Бережно опустить голову Иленгара со своих колен. Подняться и сдвинуть с двери засов.

Когда Демиан отвёл в сторону окованное сталью полотно, она повернула голову плавным вкрадчивым движением незрячей. Её лицо превратилось в застывший лик, и на безупречном алебастре щёк контрастно выделялись тёмные потёки, довершая сходство с божественным ликом, окроплённым жертвенной кровью. Она сидела ровно, неподвижно, держа над согнутыми коленями единственную вещь. Лезвие кинжала отразило слабый луч, что Демиан впустил, отперев дверь, и от того, с какой спокойной обречённостью Диана сжимала рукоять, холодные бесплотные пальцы легли ему на гортань.

Не вымолвив ни слова, она поднялась, храня ту же присущую слепцам неестественно-ровную осанку. Забытое в ладони лезвие проскрежетало по камню, но она точно не услышала звука. Сделала странно осторожный, пробный шаг.

Не принимая или не видя его протянутой руки, Диана, взявшись за створку, вышла в ранний летний рассвет, под небо цвета старого льна.

— Илле... — её колени подкосились. — Ох, Илле...

Её слезы вычерчивали на лице алые дорожки.

Демиан поднял её на руки и понёс по разрушенным стенам, по мостам над пропастью, безмолвную и неподвижную, как нёс когда-то, жизни и жизни назад, от жертвенного алтаря, через поле мёртвых маков, к костру, что вознёс его счастье в холодную вечность.

***

Диана едва сумела найти в себе силы пойти проводить Илле.

В утомлённом рассудке реальность мешалась с фантазией. Диане всё казалось, что она оставила Илле в беседке, парящей над зол`отным шитьём осеннего парка, в беседке, куда доносились отзвуки песен и поэтических декламаций. Она смеялась невпопад, вспоминая колкие реплики Грайлина и одну из близняшек, залучившую мага в свою опочивальню. Смех обрывался, запечатываясь молчанием.

Пятна крови были похожи на рдяные листья.