Эддингс Дэвид
Шрифт:
– Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени?– спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.
– Думаю, что скоро будет светать, - ответил Леллдорин.
– У меня такое чувство, будто эта ночь длится десять лет, - простонал Гарион.
– Можно поболтать, - предложил Леллдорин.– К рассвету шторм должен утихнуть.
– Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая при каждом шорохе, согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидывая одеяло на плечи.
– Ты, наверное, повидал всякое после того, как мы виделись в последний раз, Гарион?– спросил Леллдорин, залезая обратно в постель.
– Да, довелось, - согласился Гарион, - и не только хорошее, надо признаться.
– Ты сильно изменился, - добавил Леллдорин.
– Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я не хотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.
– Я?– расхохотался Леллдорин.– Боюсь, что нет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно - я такой же, как прежде.
– Давай уточним кое-что, - сказал Гарион.– Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твои поступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когда рассматриваешь их в целом, получается катастрофа.
– Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечную ссылку, - вздохнул он.
– Я попытаюсь вам помочь, - обнадежил его Гарион.– Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишком любит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя очень сердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-за любви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.
Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногу никак нельзя было ломать.
– В следующий раз постараюсь избежать этого, - тут же пообещал Леллдорин.
– В следующий раз?
Они рассмеялись и продолжили разговор под мерное колебание пламени свечи. Спустя час шторм понемногу стих, и их снова потянуло ко сну.
– Почему бы нам не попытаться опять заснуть?– предложил Гарион.
– Я задую свечу, - сказал Леллдорин. Он встал и направился к столу.– Ты готов?– спросил он Гариона.
Гарион почти мгновенно уснул и почти мгновенно почувствовал чье-то легкое прикосновение и еле слышимый шепот над ухом.
– Ты готов?– он повернул голову и увидел перед собой королеву Солмиссру, которая принимала облик то женщины, то змеи...
...Затем он очутился под мерцающим куполом пещеры богов и, не отдавая себе отчета, направился к чистокровному и родившемуся мертвым жеребенку, вытянув вперед руку.
– Ты готов?– торжественно спросил его Белгарат.
– Мне кажется, да.
– Хорошо. Собери свою волю и направь на него.
– Мне очень тяжело, дедушка.
– Ни о чем не думай. Только направь её. Он перевернется на другой бок, если ты сделаешь все правильно. Торопись. У нас еще много работы...
Гарион начал напрягать силу воли.
...В следующий раз он очутился на склоне холма с Адарой, своей двоюродной сестрой. В руке у него была засохшая ветка.
– Ты готов?– спросил его голос из глубины подсознания.
– Это имеет какое-то значение?– в свою очередь спросил Гарион.– Я хочу сказать, есть ли тут какая-нибудь разница?
– Все зависит от тебя и как ты с этим справишься.
– Это не очень хороший ответ.
– Это не очень хороший вопрос. Если ты готов, преврати ветку в цветок.
Гарион сделал, как ему было сказано, и внимательно осмотрел результат своей работы.
– Он не очень удачный, - как бы оправдываясь, сказал он.
– Так и должно было случиться, - вторил ему голос.
– Разреши, я попытаюсь еще раз.
– Что ты собираешься с ним делать?
– Я как раз хотел...– Гарион поднял руку, чтобы уничтожить неудавшийся цветок.
– Это запрещено, ты же знаешь, - напомнил ему все тот же голос.
– Разве не я сделал его?
– При чем здесь ты? Ничего нельзя переделывать. Он расцветет пышным цветом. А теперь пошли. Нам надо торопиться.
– Я пока не готов.
– Очень плохо. Мы больше не можем ждать...
...Гарион проснулся. В голове ощущалась странная легкость - видимо, от беспокойного сна. Леллдорин крепко спал. Гарион в темноте нащупал свою одежду, оделся и вышел. Необычайные сновидения продолжали преследовать его и в полутемных коридорах цитадели, воздвигнутой Железной хваткой. Ему даже стало казаться, что все ждут не дождутся от него каких-то подвигов.
Он вышел в продуваемый ветрами внутренний двор, в углах которого намело сугробы, а черные каменные плиты блестели ото льда. Забрезжила заря, и на фоне плывущих облаков уже были различимы зубчатые стены, окружающие двор.