– Витя, я как бы все понимаю, это твой друг, но утихомирь его в самом деле!
– возопила Ирина.

Я оторвал Топорышкина от жены и сказал, одновременно решив проблему, как бы поненавязчивее представить её ему:

– Григорий, оставь Ирину в покое, это моя жена!

– Дайте я все-таки пройду, - сказал, кашлянув, Басилевич. Я подвинулся, пропуская его с тяжелой ношей в узенький коридорчик прихожей, попутно заметив экзотичность содержимого пакета: сверху лежала изящная бутылка "либфраумильха", а рядом - зеленая граната портвейна "анапа".

Дальше мое внимание начало разрываться в две стороны: из комнаты на шум вышла Луиза, и одновременно в незакрытую входную дверь вслед за Басилевичем вступил Куропаткин со своим комитетом. Топорышкин сразу же ринулся к новой особе женского пола, и я, чтобы поумерить его порывы, веско заявил:

– А это - моя дочь.

Даже в слабом свете фонариков было заметно, как люсино лицо и шею заливает краска.

– Ну что же, - всхлипнул Григорий.
– Виктор, ты думаешь...
– и, не закончив фразы, взревел.
– Сударыня, я шел топиться!
– потом схватил руку Люси и присосался к ней губами, ухитряясь при этом мычать, - Мумамыня, можете ми вы откмыть семце месчасмому музыкамту...

– Позвольте, хм-хм, приступить к осмотру, - напомнил о себе Куропаткин хорошо поставленным голосом, наводящим на мысль о преподавании истории КПСС в каком-нибудь вузе. Он принес мощный фонарь, размером с радиоприемник.

– Кто это такие?
– спросила у меня Ирина с ноткой неприязни по адресу пришедших. И тут же, забыв о своем вопросе, набросилась на Луизу:

– Люся, в каком ты виде! Перед чужими! Немедленно иди оденься!

Луиза, вправду, была одета в одну лишь иркину рубашку, но Ирина была к ней несправедлива. Она сама в таком виде частенько ходила по дому и даже, случалось, принимала гостей.

– Какая разница, - ответила Люся, отстраняясь от тянущегося к ней зареванным лицом Топорышкина.
– Все уже все видели.

– Ну и что!
– отрезала Ирина.
– Еще не хватало нам стриптиза во время чумы.

– Хм-хм, - снова подал голос Куропаткин.
– Мы - комитет самообороны, осматриваем дом на наличие оружия.

Он вдвинулся в прихожую, потеснив всех нас; за ним виднелись ещё две-три фигуры, в том числе женщины, одну из которых, соседку, я знал. Ее звали Зинаида Петровна.

Куропаткин сразу же углядел забытую духовушку Басилевича.

– А!
– воскликнул он чуть ли не обрадованно.
– А говорили - нет оружия!

– Это игрушка, - пожал я плечами.
– Может, вам ещё столовые ножи сдать?

– Все равно, все равно, - замахала на меня руками Зинаида Петровна. Это для вас игрушка, а они не станут разбираться. Знаете, как сейчас расстреливают, - затрещала она на одном дыхании, с пулеметной скоростью, даже во двор не выводят. Прямо на лестничной площадке и в лифт скидывают.

– Тут как бы нет лифта, - не удержалась от реплики Ирина.

– Тем более, прямо тут бросят. Вы жена Виталия, да? Давно приехали? Как вас угораздило, прямо в этот кошмар-то! А у Евгении-то Алексанны, из пятой квартиры, мужа убили. Увидели пэйджер и сразу же - "а, новый русский!" - и застрелили. Утром, почти у меня на глазах...

Мы все вместе понемногу дрейфовали в комнату, куда Люся уже увела Топорышкина. Он, как был в неимоверно грязных джинсах и в ботинках, плюхнулся в кресло, усадил её себе на колени и уткнулся лицом ей в грудь. Он снова разревелся, да так, что забыл даже гладить её по голому бедру, что возмещала она сама, осторожно поглаживая его по волосам и плечу с вытутаированным на нем знаком "инь и ян". Что она в нем нашла? На мой взгляд, не могло быть ничего гаже, чем его длиннющие патлы и коротенькая новомодная бородка, больше похожая на черный пластырь, облепивший подбородок. Но может, современным девушкам именно такие нравятся?

– Луиза!
– прикрикнул я на нее.
– Это что такое!

Она подняла на меня лицо - уже не ту маску затравленного существа, какую я видел вчера.

– Это же Топорышкин!
– сказала она.
– Да я ни одного его концерта не пропускала!

– Даже при том, что он пел? Этот экстремистский панк про коммунизм?

– При коммунизме, - вызывающе крикнула она, - никто геноцид не устраивал!

– Ага, а как чеченцев и крымских татар выселяли и прочие народы, слышала? Евреев всех собирались, которых Гитлер не добил, да слава богу, Виссарионыч-людоед подох вовремя!

– По-ослушайте!
– солидно заявил Куропаткин.
– Нас, хм-хм, учили вести цивилизованную дискуссию, и это - завоевание демократического общества, но сами вы, я вижу, придерживаетесь демократических убеждений, а позволяете себе, хм-хм, неоправданно резкие выпады. И при всем уважении к вашим убеждениям, хм-хм, мы видим, к чему приводит необузданная демократия, - он указал на подсвеченное пожарами ночное небо над городом, - а при генералиссимусе ничего подобного не могло произойти.

– Кому-кому, а не коммунистам обвинять других в геноциде!