– Протего максима! – рявкнула Делла и рванулась в сторону за долю секунды до того, как зверь прыгнул. Сабельно-острые загнутые когти полоснули по щиту, высекая огненные искры, кошка развернулась – и в ребра ей ударила серебряная гибкая плеть. Заклинание огладило глянцевую шкуру, не причинив вреда, и Петер отскочил, закрываясь Протего. Мантикора метнулась за ним, и Делла, отбросив щит, проорала «Редукто», направляя палочку вниз. Алая искра заклинания пронеслась над полом и вонзилась в живот огромного зверя, взрыв отшвырнул его в сторону, разворотив доски. Мантикора приземлилась на пузо, проехала, вращаясь, несколько фунтов, и снова вскочила на ноги – невредимая и разъяренная.

Петер и Делла метались по комнате, шпаря всем, что приходило в голову, просто наудачу – а вдруг да сработает. Заклинания отскакивали от дубленой шкуры или тонули в ней, впитывались, как вода в песок. Остервеневшая от неудач, Делла подскочила вплотную и всадила Бомбадру прямо в белесое, равнодушное, как снулая рыба, лицо. Яростный оранжевый огонь облизал кожу и стек по гриве, бессильный и бесполезный. Нырнув на пол, Делла заученным движением кувыркнулась, уходя от удара когтистой лапы. Мантикора вспорола доски как бумагу, гневно взвыла и хлестнула хвостом.

– Протего максима!

Ядовитый шип долбанул о щит, расплескав прозрачные капли – раз, еще раз и еще. Делла держала щит, закусив губу от усилия, руки немели, и отдача прокатывалась по телу оглушающей вибрирующей волной.

– Сектумсемпра! – ударил сбоку Петер. Ярко-голубая вспышка скользнула по хребту и улетела в стену, располовинив комод. Отвлеченная новой атакой, кошка отвернулась, и Делла перехватила палочку, смещая пальцы в позицию два и три четверти. Игры закончились, и одобренные Департаментом заклинания тоже. Все вопросы легитимности остались по ту сторону порога – в комнате с белым роялем. И с окровавленными шторами.

– Леве тареф!

Мантикора вздрогнула, на секунду замедлилась, но сердце у нее однозначно не разорвалось.

– Ассанамарана! – проорал Петер, замахиваясь палочкой так, будто гвозди забивал.

– Шахор мавет!

– Кантха бха-ни!

Густые багровые сгустки темной магии разрывали мебель и корежили стены, комната тряслась и ходила ходуном. Мантикора вертелась между двумя противниками, оскалив клыки, и выла на одной пронзительной ноте, полосуя воздух хвостом.

– Ваата агни!

– Дам ратах!

Уворачиваясь от свистнувшего над ухом хвоста, Петер завалился набок, и тут же в него полетела растопыренная когтистая лапа. Делла прикрыла напарника огненным плащом Абулафии, который сжигал любую плоть, коснувшуюся его, но мордредова кошка даже волдырей не заработала, только взвыла от бессильной ярости – и Делла взвыла в ответ.

– Ах ты ж сука упертая! Сдохни, тварь! Махант тад!

Плотный, физически ощутимый сгусток магии промчался по комнате, как чугунный таран, дробя в труху доски, и врезался в мантикору. Коротко мявкнув, кошка закувыркалась, шарахнулась о стену и, проломив кирпичи, вывалилась в сад.

Какой-то аврор в ободранной красной форме метнулся ей наперерез, получил хвостом в бедро и рухнул, немедленно впечатанный в землю тяжелой лапой. Со всех сторон уже бежали люди, в воздухе праздничным салютом сверкали заклинания, но Делле было похуй. Сиганув через пролом в стене, она рванула к мантикоре, вбивая в нее заклинания, как швейная машинка Зингера – иглу в тряпки. Оторопевшая от навалившихся на нее несчастий кошка выгнулась дугой, шарахнулась в одну сторону, в другую, а потом пошла на прорыв. Одним ударом лапы переломив шею тощему магу в пиджачной паре, она поперла через толпу, словно газонокосилка через заросли клевера. Люди разлетались в стороны, иногда целые, иногда нет, и Делла на секунду выхватила взглядом женщину в пестром платье – ту самую, рядом с которой стояла у порт-ключа. Она сидела на траве, прижимая к груди культю правой руки, и выла. Веселенькое платье стремительно наливалось красным.

– Я тебе кишки на глотку намотаю!

– Делла! Стой! Делла! – орали сзади, но крики были далекими и совершенно не важными, они скользили по сознанию, не оставляя следа, словно капли дождя по зонту.

Проскочив засаженную прозрачными белыми цветочками клумбу, Делла догнала мантикору у самого купола. Кошка с разгона долбанулась в него так, что силовое поле вздрогнуло, упала, перекувыркнулась, вскочила и снова ударила. По эластичному куполу побежали тонкие, удивительно изящные трещины.

– Ты что творишь, хер ты конский?! Марана марут! Махорага агни! Бхайя мегха!

Земля вокруг мантикоры полыхала, в воздухе дрожали пульсирующие черные молнии заклятий, трава и кусты, обугленные и покореженные, разлетались в стороны, как при бомбежке. Прогремел резкий, щелкающий, словно хлыст, звук, и на плече у огромной кошки появилась царапина. Еще раз шарахнуло – и еще царапина.

Льюис – поняла Делла. Они все-таки вышли в простреливаемую зону. Это Льюис. Винтовка берет проклятую шкуру.