Льюис неуверенно сжал пальцы на подвеске и потянул, преодолевая сопротивление. Амулет потрепыхался, рассыпая вокруг себя молочно-белые искры, но сдался, и каркас заклинания рассыпался. Регенерирующее поле погасло.

– Заебись, - сказала Делла и осторожно села на кровати. Льюис клацнул челюстью и тут же отвернулся, мучительно краснея ушами. – Ой, да ладно! Ты же мои легкие видел! Это намного более интимная деталь организма, чем сиськи.

– Ты спятила?
– – проигнорировал обсуждение сисек Льюис. – Какого хрена ты вылезла?

– Такого, что у тебя труп где-то лежит. Я правильно понимаю?

– Да. В доме у О’Коннора. В гостиной, - зачем-то уточнил Льюис.

– Не самое лучшее место для трупов. Сейчас мы поедем и все поправим. – Делла повела плечами и пошевелила руками, выясняя допустимые степени свободы. Негусто, но жить можно. – Акцио, футболка.

Верхняя в стопке, с балериной и матюками, неторопливо взлетела и поплыла по комнате. Подхватив футболку в воздухе, Делла встряхнула ее и попыталась надеть. А вот хрен там плавал. Левая рука, поднимавшаяся только до уровня плеча и только под определенным углом, уткнулась в складку. Делла потянула, дернула и запуталась окончательно.

– Да мать же твою!

Стоящий спиной к ней Льюис осторожно покосился из-за плеча.

– Ну что ты творишь? Давай сюда…

Старательно глядя только на танцующую балерину, Льюис расправил футболку, осторожно просунул руки Деллы в рукава, а голову – в ворот. Так же молча, быстро и аккуратно он натянул на нее джинсы и надел кроссовки.

– Вот. Можно же нормально, зачем руки ломать?

– Акцио палочка, - щелкнула пальцами Делла. – Я готова. Выдвигаемся.

Они вышли из госпиталя в обнимку, склонившись друг к другу, как влюбленная парочка. После нескольких дней вынужденной неподвижности Деллу ощутимо вело, и Льюис держал ее, крепко прижимая к себе. Он шел ровно, спокойным, размеренным шагом, но Делла чувствовала, как подрагивает окаменевшее от напряжения тело.

– Все будет хорошо, - она обняла Льюиса покрепче и похлопала по бедру – безо всякого сексуального подтекста, просто рука лежала именно там. – Сейчас мы все поправим.

В машине было холодно и сыро. В открытые окна влетали прозрачные иглы снега и сразу же таяли, оставляя крохотные влажные точки, отчего приборная панель казалась загаженной мухами.

– Подними стекла, уши продует, - потребовала Делла. – Термо! А теперь рассказывай подробно. Что именно произошло?

Льюис вцепился в руль так, будто пытался выломать его из стойки. По скулам у него ходили желваки, рот мелко подергивался.

– Я не хотел. Я не собирался его убивать. Приехал поговорить, вошел в дом и все было нормально. Но О’Коннор вообще не въезжал. Он вел себя так, как будто ему плевать, и я разозлился. И дал ему в морду. И правильно дал! Потому что так же нельзя, это подлость, О’Коннор не имел права, он не должен был врать, не про такое, это неправильно! А потом чертов мудак схватился за нож, и… оно просто произошло! Я знаю, я должен пойти в полицию и все рассказать, но я не могу, я не хочу в тюрьму, не могу, лучше застрелюсь нахуй, блядь, блядь-блядь-блядь!..

Главная проблема с человеком, который управляет машиной, заключается в том, что минет ему сделать можно, а обнять – нельзя.

– Стоп! – Делла накрыла жесткую холодную ладонь и потянула. Льюис послушно отпустил руль, управляя машиной только левой, и это, вроде бы, вполне соответствовало технике безопасности. Делла придвинулась как можно ближе и переплела пальцы, прижимая его руку к своему бедру. – Никакой полиции. Никакой тюрьмы. Никто не будет стреляться. Просто расскажи мне, что случилась, как и почему – подробно, как для тупых. Я нихуя не поняла.

– Да. Ладно, - Льюис судорожно, со всхлипом вдохнул. – Мы с О’Коннором пошли к зданию суда. Там судили учителя, он принес в класс оружие. Если бы в школу зашел террорист, то этот мужик пристрелил бы его нахер и получил медаль! Но террорист не зашел, поэтому вместо медали учитель получил увольнение и судебное преследование. Эти люди ведут себя так, как будто второй поправки не существует. Они не думают, откуда она взялась и зачем нужна. Не понимают, что оружие – это защита, единственная защита, и это единственный гарант гражданской свободы, потому что безоружные…

– Льюис!

– Черт. Да. Точно. Мы просто стояли на ступеньках и раздавали листовки, но подошел коп и потребовал, чтобы мы ушли. Но я читал законы. Разрешение требуется только для протестов и митингов. Нас было меньше двадцати человек, мы не загораживали вход, никому не мешали и не использовали аппаратное усиление звука. Так что мы все правильно сделали, и коп никакого права не имел нас прогонять. Я отказался уходить. Тогда коп… - Льюис запнулся и судорожно повел подбородком, вскидывая голову, как испуганная лошадь.
– Коп обвинил меня в том, что я хочу отобрать его револьвер. Но я даже не думал! Да если бы я хотел, этот мудила жирный и почесаться бы не успел! Гандон. Только и может, что бродить по улицам и доебываться до порядочных граждан. И это при том, что уровень преступности в Нью-Йорке…