— Почему в вашем войске так мало девочек? И почему они все такие страшные? — продолжал игнорировать атмосферу переживаний своих товарищей Мицерн, так же смотря в потолок.

— Женщин-воительниц и сейчас меньше, чем отважных и глупых мужчин, не правда ли? Тем более, красота мало способствует победе над имтердами. А запугать их и того сложнее. Я-то знаю. — жутко улыбаясь, качал головой Гоклон.

— Уж что, а наши деревенские бабы своими небритыми ногами даже…

Этот диалог никак не касался Кайлы и Тиадрама, совсем на минуту пропавших в своих размышлениях и переживаниях, так или иначе связанных с Рыцарем Коримом. Тиадраму тоже было интересно, какие слова передавал девушке его друг, и почему он не пришел в город сам. На самом деле, он мог понять причину, если бы читал то письмо сам. Кайла читала очень вдумчиво, иногда меняя на лице радость и печаль, чего-то даже боясь, а что-то стараясь вовсе игнорировать.

«Кайла, девочка моя. Надеюсь, что Бог Страха передал тебе мое письмо вовремя, и ты не станешь открывать второе письмо прежде, чем встретишься с Думой. Прости, что не пришел попрощаться с тобой лично — долг зовет меня на северный фронт, где скоро я буду должен столкнуться с началом своего пути, и, коли мне не повезет в бою, встретить его конец. Не волнуйся за меня, ибо нас поведет в бой моя Богиня, и я наверняка буду в безопасности рядом со столь фееричным командиром. Прискорбно то, что стало с ее наставником, но даже пускай груз скорби поставил на колено сего великого человека, я выдержу любую боль, и не прогнусь под ней. Таков мой путь, и я с него не соступлю.»

Девушка улыбалась, чувствуя в тех словах великую силу воли, которой всегда восторгалась, и в которую однозначно верила. Она перевернула листок.

«Но если я паду…»

Улыбка с ее лица пропала.

«Если первый Бог Света уничтожит нас, следуй за лучиком света, что мы с Богиней оставим вам с Тиадрамом. Я знаю, он следует за тобой, как за своим собственным светом. Не удивляйся этому. Возможно, ты найдешь спасение от ненависти и мести так же внезапно, как это сделал я. Уверен, ты понимаешь, что это значит. И я верю в вас, как в нашу последнюю надежду. Пройди путь, что ведет тебя в Эмонсен, и сделай то, что должно. Тогда мы сможем увидеться снова. Я буду держать за тебя кулачки. Люблю тебя, но не прощаюсь. Твой дядя Корим.»

Она довольно шумно оторвалась от этого письма, прервав своим жестом обсуждения не весть чего Мицерна и Гоклона, с прикрытыми влажными глазами и дрожащей улыбкой уже совсем не шевелясь.

— Похоже, что мои полномочия здесь иссякают. Что ж, нам с Чеистумом еще есть, что обсудить наверху. — сразу после того поднялся на ноги, упираясь руками в посох, Гоклон. — Я свою работу выполнил, могу возвращаться наверх сразу, как доделаю еще одно дело. — теперь учтиво поклонился он.

— Пойду в баню, пожалуй. — смеясь, резко вскочил со своего места Мицерн, тут же рванув со сцены вниз, поднятым ветром колыхнув всех, кто его окружал, но движениями едва не причинив вред тем, на которого едва не наступил впереди.

— Ага. Много не пей там. — думая уже о чувствах подруги, вскользь кинул в сторону наемника Тиадрам.

— И выпью, и девочек позову. — уже издали смеялся он.

— Какая жалость. — разочарованно и подозрительно сверкая глазами, смотрел наемнику вслед Гоклон. — Тогда последнее дело отменяется. Пора идти наверх.

Гоклон медленно и аккуратно, спустившись со сцены уже по лесенке слева как все культурные люди, отправился в ту же сторону, но чуть левее, на лестницу шестого этажа. Воины вокруг него расходились сами, скорее всего, из уважения. Или просто оценив по достоинству вид его лица.

— Все хорошо, я надеюсь? — наблюдал за лицом подруги Тиадрам.

Кайла еще несколько секунд сидела в подобном состоянии, как окаменевшая, и лишь когда кто-то позади нее пробежал в сторону, колыхнув ее волосы переносимым собой ветром, чуть опустила голову, открыла глаза, и начала тихо, но с улыбкой, упаковывать письмо обратно в конверт.

— Да. Все хорошо. — кивала она.

— Ты же расскажешь мне, что он тебе написал? — неуверенно улыбаясь, почесал затылок Тиадрам.

— Знаю, что ты хочешь услышать. — убирая оба письма во внутренний карман формы, в улыбке хитро прикрыла глазки она. — Он говорит, что ты должен за мной приглядывать.

— А я говорил, что он мудрый человек. Хотя, я бы все равно так и сделал. — сам с некоторой дрожью в голосе посмеялся юноша.

Кайла еще несколько секунд смотрела на него, пока он сам не осмелился посмотреть на нее. Раньше он не чувствовал такой робости даже в бою, и только взгляд Кайлы сотрясал всю его душу чувством доселе ему неведомым, тем более с его амнезией. Что-то похожее он хотел чувствовать в присутствие и людей, которых все равно любил сам, но которых совсем не помнил. Которых мог назвать своими родителями. Но в глазах Кайлы отражение его выглядело иначе, и вызывало не только трепет в сердце влюбленного юноши. Он чувствовал своеобразное желание, с которым был просто не в силах бороться, не мог ему сопротивляться, и сам таких чувств немного боялся. Кайла сама, не смыкая глаз глядя в его глаза, медленно приблизилась к нему, остановившись справа, медленно и уверенно положив на его плечи руки, зажигая только больший огонь в глазах взволнованного юноши, все же лишь прижимаясь к его груди, будто для нее он значит нечто другое, чем то, что в ней видел он. Он не понимал этого, как и не знал еще, что должно было произойти дальше, тем более будучи окруженным со всех сторон столь шумными людьми. Но она не отпускала его, только крепче сжимая всю его спину и грудь своими объятиями, думая о вещах куда более возвышенных и необходимых каждому человеку, которые подсознательно понимал и он, но никак не мог отделить от любви. Или же, возможно, то и была любовь? Абстрактное чувство, испытываемое всеми живыми существами. Не отношения между людьми, поцелуи и слова, а нечто куда более глубокое и чистое, особенно много значащее для нее, пережившей ужасные трагедии, всю жизнь блуждающей во тьме скорби, так тянущейся к свету в глазах человека, что сможет спасти ее от ненависти. Она чувствовала себя куда спокойнее, и даже его дрожь уже проходила, исцеляемая ее теплом. Шум вокруг совсем для них пропал, и даже те люди, кто видели их в таком положении теперь, только улыбались, радуясь, что даже спустя столетия чувства, что объединяли людей всего мира между собой тогда, оставались живы. И именно за эти чувства они были готовы сражаться до последней капли крови теперь.

— Ты же обещаешь, что защитишь меня? — сама еще чуть дрожа, шептала она.

— Обещаю. — ласково гладя ее мягкие волосы кивал он.

В ее голове промелькнули слова песни, что она когда-то сочинила для себя, и которую всегда пела в своей голове, когда боялась. Этому ее научил дядя Корим, пусть и не являвшийся ее настоящим дядей, лишь лучшим другом отца, Амира. Петь песню своего сердца, что сожжет все страхи. Совсем скоро она должна была столкнуться с тем, чего боялась больше всего в жизни, и при встрече с чем страх наверняка мог ее убить, сопровождаясь шепотом Черного Пламени и ледяным взглядом горящих Синим Пламенем безжалостных глаз. Она думала, что пройдет этот путь одна, и никто не сможет ее защитить перед этим страхом. Даже ее отец не смог его победить. Но теперь она была сильнее, и больше не была одна. Ей уже не было так страшно.