— Проснись, открой глаза, взрывайся. Пусть эту тьму развеет Пламя. — засыпая, тихо напевала она. — Вспомнить бы, как оно пелось дальше.

Солнце уже заходило над городом, и с тем все меньше шума в казармах создавали тихо засыпающие даже во время бурных бесед воины. Работники, таскавшие ящики, уже отдыхали, сидя на них перед самым зданием ратуши вместе с курящим трубку писарем, наблюдая за еще шумными сборами воинов впереди, за забором. В домах некоторые Демоны уже свисали с перил балконов, наблюдая за остальным городом, в процессе своего активного отдыха опустошив все запасы алкоголя, оставленные в их новых жилищах бывшими жителями, что, чаще всего, покидали город заранее сами в поисках убежища на время войны где-нибудь на западе. Город медленно затихал, хоть и оставался куда более шумным и активным, нежели своей версии под началом бывшего градоначальника.

На последнем этаже ратуши продолжали пить вино три героя людей, включая Гоклона и Чеистума. За одним столом с ними сидел рыцарь в сияющих доспехах, черноволосый с сединой и крупный, с благородным грубым, но красивым, лицом. Он был в городе все последнее время, заранее придя туда по душу своего старого врага, градоначальника Дота, затем оставшись на его месте для наблюдения за мобилизацией войск особенно уважаемых им Демонов. На мгновение, стоившее старому Доту жизни, он поддался мести, но не желал такого для своей племянницы Кайлы, и потому не стал встречаться с ней лично, для себя самого расценив это наказанием, оставив той лишь два письма. Одно письмо он написал сам, а второе его просил передать девушке старый друг. Он не зря не сообщил ей об этом, но надеялся, что девушка послушает его, и не станет открывать второго письма до того момента, пока не сразится с Думой. Тем более, у него в городе были и другие дела, и именно для их обсуждения он назначил встречу Богам Страха и Смерти, что своими идеалами особенно были далеки от Богини, которой он присягнул на вечную службу, но которых даже она весьма уважала. Все последнее время их «винопития» он пропускал мимо ушей их черный юмор, основанный на понятии человеческой смерти, и лишь последней новостью сумел серьезно пошатнуть их желание шутить, наконец вернув их старым страшным лицам былую серьезность. Атмосфера в комнате, которую они занимали, стала еще более мрачной и темной в тот момент, а Бог Смерти и вовсе на мгновение замер, будто окаменев, едва успев донести до губ бокал с вином и немного его оттуда отпить.

— Мог бы я поперхнуться… — с усилием проглотив вино, чуть отодвинувшись в бержере, вздохнул, и с тихим звоном поставил на стол почти пустой бокал, Чеистум.

— Думаешь, что это сорвет наш штурм? — наблюдая за изменением дряхлого и мертвого лица товарища, долил вина из бутылки в тот бокал сидящий рядом за столом на роскошном кресле Гоклон.

— Черное Пламя — очень опасная сила. В ночной тьме его будет почти невозможно разглядеть, и нас вполне могут застать врасплох. — задумался Чеистум.

— Моя Богиня и я выступаем в город вместе с вами. — тяжелым баритоном перебил мысли Бога Смерти сидящий на другом кресле рядом с тем столом Корим, даже в той слабоосвещенной комнате отражая от своих доспехов больший свет, нежели окружающий, добавляя к нему свет будто внутренний, и куда более яркий.

— Если вы поможете нашей армии развеять тьму на подступах к городу, возможно ночь не станет для нас большой проблемой. — уверенно покачав головой, улыбаясь согласился Чеистум.

— И все же, храбрый юноша. — смотрел в глаза теперь повернувшегося в его сторону Корима Бог Страха. — Гимилл передал Лорее, что отмененная самим Уиллекроми завтрашняя ночь все равно случится. Он не объяснил, каковы на то причины?

— Госпожа обмолвилась, что говорила об этом с Гимиллом, ибо он — Бог Ночи. Но знал ли об этом раньше сам Гимилл… — задумался Корим.

— Велика вероятность того, что Лорея получила эту информацию со стороны?

— Именно Лорея, чаще всего, отправляется на тет-а-тет с Надзирателем. — прикрыв глаза, отпил вина из своего бокала Чеистум, пусть все равно был мертв, и не чувствовал потребности в питье и еде. Он делал это за компанию. — Но говорит ли он ей такие важные вещи?

— Зная ее, предполагаю, что она просила Гимилла не вмешиваться? — понял Гоклон.

Корим неуверенно поднял голову.

— У них обоих с детства зуб на имтердов, а у Гимилла, если верить историям о войне на Севере, зуб и на Черное Пламя. Не сомневаюсь, что он хотел бы ворваться в город сам, и уничтожить всех слуг своего врага. Он всегда был горячей головой. Героем-одиночкой, ведущим бесконечную и безмолвную войну с имтердами.

— Госпожа Лорея часто вспоминала его раньше. Она говорила, что он был самым отверженным воином в борьбе с имтердами среди всех людей. — с явным интересом кивнул Корим.

— Похоже, даже по прошествии столетий не многое в нем изменилось. По крайней мере, не похоже, что он победил свою болезнь, коли так и передвигается по миру лишь ночью.

— Так это болезнь? — удивился Корим.

— Определенно. Так устроен его организм, что печально. Ночью он сражается, а днем спит. Поэтому ли у него никогда не было собственных войск, или же потому, что он через всю жизнь протянул тихую злобу, и до сих пор предпочитает сражаться вдали от союзников? Виной тому его благородство и страх. О да, я чувствовал этот страх каждый раз, как встречал его. Он боялся видеть смерть своих товарищей, переживших то же, что и он. Он слишком дорожил своим долгом перед людьми, и не хотел создавать для них лишней угрозы.

— Вы говорите, что он пережил нечто страшное в молодости?

— Он пережил лишения, сроду тем, что пережили все мы. Он потерял всех, кем дорожил, но товарищи помогли ему найти новую семью. Так было и у меня, и у Чеистума. Так было у Лореи и Гедыра. Нас всех сплотила…месть.

Они уже почти не пили вина, все глубже забираясь в свои воспоминания, являя перед глазами картины прошлого, для Гоклона еще яркие, но для старого Чеистума уже блеклые и едва различимые. Бог Смерти спасся от Проклятья Забвения, как и от забвения собственного разума, смертью, умертвив свое тело, но с помощью окто, содержавшего всю его волю, мгновенно вернув телу жизненные силы. Пусть то сложно было назвать жизнью, его телом управляло собственное окто, и он мог делить то окто между разными телами, даже создав несколько своих копий, разослав их в разные Стороны Света, поддерживая так между ними связь для своего Верховного Властителя и друга Ниса. Десятки лет назад одно из его тел вернулось на Запад с Юга, и рассказало ему пугающие истории о Сестрах-Хемирах, что там обитали, и Негласном Правители, что те земли захватил и подчинил имтердам. Он потерял свое тело на Севере еще до начала Великого Спуска, а тело на Востоке пропало немного позже, сожженное Красным Пламенем Геллара, почти 400 лет назад. Они были друзьями и с Гоклоном, что также прекрасно разбирался в человеческих эмоциях, что Богу Смерти было особенно интересно, и потому всегда находил с Чеистумом общий язык. Бог Смерти всегда уважал смерть, ведь именно она была самым большим страхом любой жизни, даже если те его таковым старательно не признавали. И потому он уважал Чеистума — человека, который изведал и познал все аспекты смерти, сам не боялся ее для себя, но лучше других понимал, насколько она ужасна для еще процветающей жизни.