Анна вошла в кабинет и сразу рухнула на стул в изнеможении. Морозов быстро встал и сразу ринулся к ней, что для него было нехарактерно, давно жил с мыслью, что подчинённые в рамках субординации сами обязаны подходить к своему боссу и отчитываться.

– Ну? – спросил Морозов, потом спохватился. – Пойдём, чаю попьём.

Чайник в его хозяйстве был модерновый. Но редко находился в родных пенатах, так как пользовался огромным успехом, кочуя из кабинета в кабинет.

Но сейчас чайник был на месте, и Анне, можно сказать, повезло.

Послышалось шипение, и Морозов принялся рыться в ящике стола в поисках печенья или какого-нибудь сухарика.

– А Мурзик где? – безучастно спросила Анна.

Уставшая «вусмерть» , она еле сидела на стуле. Её красивое лицо было безучастным, и Морозов понял, что нельзя сейчас мучить девушку расспросами.

– Мурзик у Юрия, - ответил Морозов.

Он редко называл Шабалина столь величественно полным именем, но теперь сделал это намеренно, чтобы подчеркнуть его значимость. Это было своеобразным требованием уважения к его личности. Морозов неоднократно замечал смешки в адрес Шабалина и именно со стороны Анны.

– У него сын руку порезал, - пояснил Морозов. – Мурзик лечит рану.

Повисло молчание.

– Приходила к ней одна, - изрекла, наконец, Зубова.

Она вновь замолчала, зная, что терзает Морозова любопытством. Но теперь ей очень хотелось покуражиться над ним, отомстить в некотором смысле, за свои женские страдания.

– Давно правда. Год назад почти. Но по описаниям – она. Интеллигентная. Образованная. Прилично одетая.

– А рост? – нетерпеливо спросил Морозов.

– Рост? – она игриво с деланным непониманием подняла брови. – Не маленькая!

Она вдруг торжествующе закончила:

– Немолодая.

Ей давно хотелось сказать последнее, но она ждала подходящего случая.

Морозов засуетился, наливая чай.

– Ничего, что в мой бокал? – спросил он. – Я его мыл!

– Нет, - устало отмахнулась Анна. – Пить не буду. Устала. Давай завтра поговорим.

Морозов переменился в лице. Нет, он точно до завтра не доживёт.

Анна со злорадством наблюдала, как он нервничает.

– Мне ванну надо принять, - сказала Зубова. – Сегодня опросила пятьдесят человек! Вымоталась до предела. Хорошо, то всё записывала. Завтра расскажу подробно и покажу. А сейчас мне бы полежать на диване.

Морозов собрался с духом и выдал.

– Поехали ко мне! – выпалил он. – У меня и ванна, и пельмени. И ещё есть телевизор…

Слова его путались, и сам он походил на нашкодившего школьника.

Анна вздохнула, потянулась.

– Ну, не знаю, - стала мяться она.

Конечно, сегодня её день! И она уж своё возьмёт!

– У меня есть…

Морозов задумался: «Что же у меня ещё есть?»

– Много книг по криминалистике! Дедовские. И отцовские.

– По криминалистике? – оживилась Анна и выпрямилась. – Криминалистика у меня всегда хромала. А вы, Олег Михайлович, привезите мне книги завтра.

Морозов чертыхнулся про себя.

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – как заправский школьный учитель парировал он.

– С дороги я, пыльная, - томно заныла Зубова.

– У меня ванная хорошая! – назидательно сказал Морозов. – И пыли я не боюсь.

– Я боюсь, - прошептала она.

Морозову надоела всё эта канитель, и он уже хотел сказать, типа, завтра, так завтра, как Анна перехватила инициативу.

– А женщина эта ставила Воскобойникову на учёт.

Морозов замер.

– На какой учёт. В детскую комнату милиции?

Анна в изумлении уставилась на него.

– В женскую консультацию! – фыркнула она, вроде, такой большой, а как маленький.

– А-а-а, - протянул он.

«Значит, всё же врач», - пронеслось у него в голове.

– Сейчас я приду, - пространно сказал он и засобирался. – К тёте Вале загляну. Она ещё домывает, успею её застать. У меня куртка порвалась, хочу договориться, чтобы она мне помогла зашить.

– Так я помогу! – чуть не крикнула Анна.

… Через час они лежали на разобранном диване у Морозова в квартире. Анна подробно рассказывала о странной таинственной женщине, попутно добавляя страшные истории о том, какие зловредные старухи попадались, как утомляли её своими бесконечными жалобами на свою разнесчастную жизнь, как долго она искала свидетелей, которые лично видели эту таинственную женщину и даже смогли бы её описать.

Морозов, как всегда, выстраивал нужную ему линию: «Воскобойникова не беременна. Более того, не была беременной никогда. Зачем её ставить на учёт в женскую консультацию? Что это развод такой? Таинственная женщина или медик, или косит под медика, но к медицине некоторое отношение имеет, даже если – пардон – и является самоучкой. Итак. Если к Воскобойниковой подкатили на почве постановки на учёт, то могли многое выпытать у неё из её жизни и взять на заметку. Итак. Разузнали всё о ней несколько месяцев назад, а убили вот только. Конечно! Никто и не вспомнит, что приходила какая-то женщина, тихая, приличная. Все будут искать страшного свирепого мужика».