– Это есть мой последний и решительный бой… - прошептала Татьяна, держась за шею. – Завтра с утра – восвояси. Уйду, даже если не заплатят.

– И я уйду! – сказала Шура.

– Ага, - мрачно чертыхнулась Зарина, - к своему алкашу, который твои кровные пропивает. Не заработала ещё, чтобы срываться.

– Шура не заработала, а у меня копеечка есть, - сказала Татьяна. – Я жить хочу.

Зарина замахнулась на Мавру кулаком, потом крикнула садовнику.

– Чего стоишь? Неси в «мертвецкую». Привяжем к каталке.

– Сейчас, - буркнул он и, легко подняв крупную Мавру, как бревно понёс из гостиной.

…

Утром сиделки, хмурые как черти, пили кофе и закусывали пирожными, которые выставило для них в качестве компенсации всемогущее руководство.

Арсений приехал в хоспис ночью, буквально через полчаса после происшествия. Его, как всегда сопровождала Анастасия, как и полагается верной жене и соратнику, она непрестанно охала: «Как же так? Да кто бы мог подумать!»

Что ни говори, а сиделки чувствовали себя чуть ли не героями. Как же, сражались с монстрам! И сколько не страшна была ночь, но она сослужила свою службу, став для всех своего рода развлечения. И только Арсений был недоволен вспыхивающими рассказами то здесь, то там, что в его заведении ночью кого-то душили. Как только он появлялся в поле зрения – разговоры прекращались.

После завтрака Лена с Шурой вывели постояльцев на веранду, а Мария осталась убирать со стола. Зарина закладывала посуду в посудомоечную машину и то и дело ворчала.

– Опять ЧП, - бубнила она и, когда на кухню зашла Мария с чашками, подошла к ней и зашептала. – Сейчас Лора с Анатолием приедут. Мавру, конечно, взашей. А когда её брали сюда, чем думали? Нас под удар подставляют. А ещё учёных из себя корчат! Это бизнес Журбицких. Лора тоже вкладывалась. И брат. Арсений само-собой. Особняк вот этот – весь ихний! Лора всем заправляет. Не смотри, что культурная. Мягко стелет – жёстко спать.

Зарина воровато осмотрелась по сторонам. Мария шепнула ей на ухо:

– Камера над тобой!

– А то я не знаю, - отозвалась Зарина и вновь огляделась. – Тут всего можно ожидать, Арсений может подкрасться незаметно и подслушивать.

Зарина выбежала из кухни в гостиную и осмотрелась.

– Анатолий – врач-травматолог, но попроще своей сестрицы, так, ни рыба ни мясо. Как новеньких заселяют, они всегда приезжают, осматривают. Как происшествие какое-нибудь, они тоже здесь. А один раз поздно вечером иду и глазам своим не верю: маршируют на второй этаж. И ведь видела, как они уезжали! Партизаны, одним словом. Да все они здесь одним миром мазаны! Никуда не выпускают, представляешь? Кому что надо, ну, мыло там, или шампунь, или носки, к примеру, Настьке говорят, и она покупает. А сами мы не имеем права. Как тюрьме. Ещё вышку, собак и расстреливать из автомата. Хуже всех Арсений. Весь в своего папашу-подлеца. Хитрый! Так ведь от осинки не родятся апельсинки. Хотела я уйти, да не тут-то было. Он мне: «Пока положенных сорок пять дней не отработаешь, денег не получишь». Вот так вот. А здесь то мертвец ходит, то маньячка душит. То лысая!

Мария вздрогнула.

– А кто эта лысая?

В гостиной послышались шаги, и Зарина поджала губы, показывая знаками, что потом расскажет. На кухню заглянула Анастасия, стрельнув глазами в Зарину.

– Вы не забыли, что рабочий день ещё только начался? Личные разговоры сейчас – это саботаж. Мария, нужно промыть батарею.

Мария с готовностью пошла за ней.

…

Возле кабинета Арсения внизу стены висела батарея, неприглядно выделяющаяся на общем фоне наглой роскоши. Батарея была чугунная. Крепкая, конечно же, надёжная, но старая. Её функция была определена как «запасной вариант», и сейчас её нужно было просто привести в человеческий вид.

Мария, надев перчатки, принялась драить её мыльной водой. Хлорку Арсений брать запретил. (И правильно! Здесь столько немощных, дышащих на ладан, так что ни в коем случае не допускать аллергии, не говоря уж об отравлении).

Из кабинета доносились голоса. И было понятно, что разговор идёт о Мавре. Скрипучий женский голос взывал к разуму.

– Вы поймите, это недоразумение! – умоляюще скрипела женщина за дверью – Мамочка чудный, добрый человек. Они никогда, никого не обижала. Ничего мы не скрываем! Ни в каком психоневрологическом интернате мамочка не жила. И медицинская карта настоящая!

Послышалась возня, и уверенный металлический голос Лоры Арсеньевны твёрдо заявил, что запрос сделан, и госпожа Мавра лечилась в психоневрологическом интернате номер семь, более того, её содержали в палате для буйных. Было слышно, как женщина пыталась протестовать, уверяя, что всё это наглая ложь и наговор, и как спокойно и размеренно ставил её на место Арсений. Он парировал фактами. «Даже группа крови в карте не та указана!» А они, сотрудники хосписа, уже провели забор крови, и анализ вот здесь, на столе, и проверить можно запросто. Как же карта не поддельная? Арсений также заметил, что нужно, вообще-то, обратиться в полицию, чтобы уточнить, какие и когда находили трупы задушенных, зарезанных, а убийцу не нашли, и что есть тут одна на примете, маньячка, которая вполне могла безобразничать кидаться на людей. Женщина возмущённо заскрипела, что это всё козни интернатского психиатра, что это он невзлюбил её мамочку и теперь наговаривает. Потом она сбавила тон и принялась униженно просить оставить госпожу Мавру в хосписе, чтобы она последние свои денёчки прожила в хороших условиях. «Здесь так красиво. И кормят, как в ресторане!»

Мария усмехнулась про себя: «Почему бы тебе, голубушка, не оставить её у себя дома, если она такая безобидная?» Она помнила, что эта милашка делала с Татьяной. А та тоже в теле и завалить её крайне трудно. Мария была полностью согласна с Арсением, который не отступал ни на шаг, а мог бы уступить, ведь это его бизнес, и каждый постоялец здесь на весь золота, а он печётся о персонале. И Мария невольно прониклась к нему уважением, которое раньше представляло собой смесь интереса и, чего греха таить, вожделения.