Шрифт:
– Я не истина в последней инстанции, - вздохнула Мария. – Думаешь, у меня на всё ответ готов?
– Вот где твой Бог, если послал мне мужа, который бил меня смертным боем? А?
Мария вмиг вспомнила любимую схимницу, беседы с ней.
– Говорят, что муж даётся по благочестию. Какого заслужили.
Шура рассердилась.
– Мне девятнадцать было, когда замуж вышла. Не гуляла до него ни с кем. И я заслужила битьё? – её аж затрясло.
– Люди не появляются ниоткуда, - заметила Мария.
– Подобное притягивает подобное. Появляющийся в нашей жизни человек отражает наш внутренний мир. Мы можем внешне вести себя пристойно и при этом думать гадости о людях. Осуждать. Осуждение – грех большой. Или. Если мог помочь кому-либо, а не помог, будешь потом иметь мужа, который предаст тебя потом. Закон воздаяния. Человек неразрывно связан со своим родом. За их грехи мы тоже расплачиваемся.
– И ничего исправить нельзя? – испугалась Шура.
Мария улыбнулась. Когда-то и она так пугалась.
– Можно. Покаянием, - сказала она точь-в-точь, как говорила когда-то её любимая схимница.
– А почему я всегда на чёрной работе? – затормошила Шура.
Мария помолчала. Она опять вспоминала. И ей было тепло от этих воспоминаний.
– Мы все отрабатываем. Если не хватает дел милосердия, нам дают возможность восполнить этот пробел. Это очень благодатно убирать за немощными кал и мочу.
– Ага, - недовольно проворчала Шура. – Как бы не так! Это противно!
– Убирая за беспомощным, ты душу свою чистишь. Тебе воздастся потом, - Мария говорила очень уверенно, и Шура даже вытянулась по струнке, как на параде.
– Я, когда работала в обители милосердия, видела у нас на кухне одну женщину с Украины, мать троих детей. Она долго работу найти не могла. Устроилась сюда за копейки, но рада была, что хоть мало, но платят исправно. Она очень добросовестно драила кастрюли и баки. Тяжёлая работа. Но всё блестело! Идеальную чистоту навела. И вот, скопила деньжат и собралась на рынок, купить своим малышам обувь, одежду. Только собралась – приходит одна очень состоятельная прихожанка и приносит огромный тюк детских вещей. Разворачивает, а там всё, что было нужно этой женщине. Валеночки, сапожки, детская дублёночка. И всё новое! Так свыше идёт вознаграждение за добросовестный труд. И деньги сохранила, и вещей припасла. А потом в обитель приходит один бизнесмен и нанимает её на работу в свой отель, за хорошую зарплату. Как узнал про неё? Порекомендовали.
– Ясно. Значит, я недобросовестная! – съязвила Шура.
– Ты замечательная! – непроизвольно воскликнула Мария. – У тебя всё впереди, вот увидишь.
Но Шура не отличалась излишней сентиментальностью. Её даже раздражало Мариино показное благообразие. «Прикидывается, - с усмешкой думала Шура. – Была бы порядочной, на чужого мужа не заглядывалась бы».
Послышался скрип, и дверь сарайчик слегка приоткрылась. Мария с Шурой невольно заглянули туда. Обыкновенно всё. Грабли, лопаты, вилы, даже коса!
– А коса-то зачем? – удивилась Шура.
Сразу за верандой располагалась большая лужайка, по краям обрамлённая ягодными кустами. За лужайкой Арсений строго следил. Заставлял садовника травку на ней поливать и косить излишки зарослей, чтоб ровно было, чтоб всем газонам газон был! А косил садовник специальной газонокосилкой, электрической. Поэтому наличие в сарайчик косы вызывало некоторое недоумение. Ведь и так понятно, что Арсений – человек городской и к сельским работам не привыкший.
– Нужна, значит, раз принесли и поставили, - предположила Мария.
Шура закрыла дверь и направилась в бойлерную, что на первом этаже, рядом с верандой. Там находились стиральные машины, и в обязанность сиделок входили стирка и глажка белья. Шура частенько оставляла эту обязательную нудную работу чуть ли не на ночь. Но не из-за неорганизованности и лени! Ей просто очень нравилось сновать туда-сюда. Из бойлерной выбегать на чудесную веранду, где – раз – и на качельки можно запрыгнуть и покачаться, и потом – раз – по лужайке пробежаться. Жалко, правда, что босиком нельзя. Стриженая трава колется. Шура нередко говорила, что бойлерную поставили очень удобно. Обычно в особняках для бойлерной место выделяют внизу, в подвале, а здесь, ввиду отсутствия подвала, бойлерную «воздвигли» на первом этаже. Класс!
Мария пошла в дом к постояльцам и видела, как по лужайке с детским озорством носится Шура. «Можно было бы спортивную площадку на лужайке соорудить, - пронеслось в голове. – Или деревьями засадить. И собаку можно привезти и держать во дворе на лужайке. С собакой всем веселее. Сами же говорили, что у них немецкая овчарка в квартире живёт и неплохо бы её сюда. А не везут! Зато засеяли шесть соток газона, и рады до ушей, хоть завязочки пришей. Но у богатых свои причуды».
…
Ещё несколько дней Мария работала в хосписе. Привезли ещё двоих умирающих: одного с гангреной, другой после очередного инсульта.
Тот, что с гангреной, сильно кричал от боли. Его даже поместили на втором этаже в отдельную комнату, чтобы никому не мешал. Входить к нему можно было строго в защитной маске. Арсений приставил к нему Лену. Она была медсестрой, но квалификация её была низкой, слабо разбиралась в препаратах и путала лекарства, а перевязки вообще делать не умела. Однако следовало за больным наблюдать, и лучше медика это всё равно никто не сделает.
У Марии с Шурой нагрузка увеличилась. Но, как это нередко бывает, вскоре появилась подмога.