– Жалко её, вот её уж точно жалко.

– Не жилец она, - возбуждённо зашептала Зарина. – Сама слышала, как Лора Арсению говорила, а он на неё кричать стал. Говорят, любил девчонку больше жизни. Языкам её учил, в Лондон часто мотались. Квартира у них есть в Лондоне, что ли? Не знаю, но Англия у них как вторая родина.

– А как её зовут? Я спрашивала, она мне не отвечает.

– То ли Ксюша, то ли Даша. Не знаю. Не спросишь же? Эта тема закрыта.

– Может, выкарабкается ещё, - предположила Мария.

Зарина не ответила. Но было понятно, что она очень в этом сомневается.

…

Весь следующий день Мария была в заботах. Конечно, они были и прежде, но теперь нагрузка словно удвоилась.

Мария причёсывала, мыла, переодевала постояльцев, потом тщательно прибирала их комнаты, просматривая каждый угол.

– Ты словно что-то ищешь! – заметила Шура.

– Я делаю генеральную уборку! – улыбнулась Мария.

С Арсением она старалась не встречаться. С приближением вечера нервничала всё больше.

Вдруг увидела Нелю, подстригающую кусты. Она не привыкла к Неле и не заметила её отсутствия. Работали, как всегда, одни и те же: Лена, Шура и она, Мария. Но приняли на работу и Нелю. Но не подошла она (хотя её профнепригодность была очевидна с самого начала). И Нелю перевели в садовники.

– А наш амбал где? – спросила Мария.

– Уехал, знамо-понятно, - нехотя ответила Лена.

Лена, раскладывая лекарства в таблетницы, опять напутала, и ей опять попало, и сейчас сидела на веранде угрюмая и недовольная.

– А куда уехал?

– Домой! – буркнула Лена, типа, не спрашивай элементарного.

– А давай я сегодня за тебя подежурю! – вдруг предложила Мария. – Я на воле побывала, отдохнула. Смена обстановки – тоже отдых.

Лена помолчала, потом ответила, что ей завтра неохота дежурить.

– А и сегодня, и завтра подежурю! – вновь предложила Мария.

– Ты ж боишься!
– подозрительно прищурилась Лена.

Мария с умным лицом рассмеялась.

– Так смелый – это не тот, кто никого не боится. А тот, кто боится и всё равно идёт.

Лена не поняла красивой фразы, только брякнула, что с удовольствием уступит и поспит две ночи подряд.

В ужин Мария почти не ела, хотя Зарина по-дружески оставила ей ещё одну порцию запеканки и ягодного мусса.

Вечером жена дипломата желала устроить баньку, и отказать ей, несмотря на усталость, было нельзя.

Жена дипломата любила, чтоб обязательно в душевой устроили парную, чтобы натереться кофейной гущей, наложить на лицо маску из толокна, а ноги подержать в тазу с ромашковым настоем.

После таких банек жена дипломата блаженствовала, а Мария долго не могла прийти в себя.

После прихода хищной внучки, Мария прониклась особым чувством к этой пожилой даме, и даже возникло желание сделать для неё что-то невероятно хорошее! Ведь как не ценить её обходительность? Она умела быть благодарной. Никогда не позволяла себе повышать голос и брать непозволительный тон. При случае всегда угощала конфетами, которые ей покупал Арсений (на её пенсию, правда).

Сейчас она сидела на мягком стуле с маской на лице, с маской на волосах, а ноги держала в тазу с ромашковым настоем. Она что-то напевала под нос.

– Женщина должна всегда следить за собой, ведь правда, Манечка? – вопрошала она.

Мария кивала. Как не согласиться? Это аксиома.

– Я чувствую себя женщиной, когда ухаживаю за собой, - продолжала ворковать она.

Мария самоотверженно тёрла ей пятки пемзой. Пот лился градом. Форму хоть выжимай! И ещё бессонная ночь впереди. Но как забыть красавицу, мечтающую отправить в могилу вот эту добрую безобидную старушку? Где справедливость?

– Хотите я вам «Евангение» подарю? – спросила Мария. Поднял голову. – Я себе другое куплю.

– Нет-нет, - замычала жена дипломата. – Я неверующая, я атеистка.

И опять запела. Голос у неё великолепный! Но у Люции лучше.

Постояльцы угомонились чуть ли не к двенадцати ночи. И Клавдия захотела баньку, И Люции под душем захотелось «Таганку» попеть.

Сил не было. Однако Мария, согласно требованиям, обязана была терпеть.

Наконец, когда все лежат в кроватях и сопят, как паровозы, она могла смыть себя льющийся пот и переодеться. Конечно, опять в линялый халатик. Непрезентабельный он, зато чистенький.