— Я и забыл, что мама с папой приедут.

— Ничего страшного, — я сажусь и улыбаюсь. — Я хочу их увидеть. — Какие безумные учёные войдут в эту дверь на этот раз?

Но когда Пол впускает наших гостей, я не вижу своих родителей. Я вижу Леонида Маркова и женщину, которая, должно быть, мать Пола, Ольга.

В последний раз, когда я видела Леонида Маркова, он хладнокровно убил человека в трёх футах от моего лица. Он обсуждал все "за" и "против" того, чтобы оставить меня в живых. И я видела жестокость и контроль, которые он использовал, чтобы заставить своего сына вести жизнь, которая медленно отравляла душу Пола. Ольга была мне незнакома до этого момента. Всё, что я знала, это то, что она поддерживала преступные предприятия своего мужа, и она подвергла остракизму Пола за отказ присоединиться к “семейному бизнесу".

Однако сегодня Леонид одет в простое коричневое пальто и костюм. Волосы Ольги уложены на макушке старомодным образом, а платье в ужасную клетку. Но они выглядят, ну, нормальными. Они счастливы быть здесь. Самое удивительное, что Пол улыбается, когда впускает их.

— Привет, — показывает Ольга. — Рада тебя видеть. — Её техника неуклюжа, но я могу понять, что она имеет в виду. Очевидно, она не знает больше жестов, потому что затем она начинает говорить с Полом.

Похоже, он привык служить переводчиком.

— Бабушка говорит, что Валентина хорошеет с каждым днём, — отвечает он ей знаками, так что я тоже понимаю. — Прекрасно, но маленький тиран не спал всю ночь. Маргарет устала. Сегодняшний вечер не подходит для долгого визита.

Леонид с улыбкой кивает. Пока он разговаривает с сыном, Пол сигнализирует мне.

— Сегодня вечером было партийное собрание, и мои родители тоже устали. Могут ли они взять ребёнка на некоторое время в эти выходные? Это даст тебе возможность отдохнуть, — с многозначительным видом Пол добавляет кое-что только для меня. — Представь себе, что у нас будет несколько часов для себя.

Я помню нашу общую спальню. О, я могу представить себе многое.

— Если ты не против, — отвечаю я. Улыбка Пола становится шире, и он кивает, говоря родителям, что Валентина всегда любит проводить время с бабушкой и дедушкой.

Я медленно начинаю складывать всё воедино. В этом мире Леонид не гангстер. Вместо этого он верный член коммунистической партии. Может быть, именно из этого он черпает своё ощущение могущества— это даёт ему чувство власти, которого он так жаждет. СССР ценил своих лучших студентов-учёных и давал им всё самое лучшее, а это означало, что в Московской вселенной Леонид поддерживал амбиции Пола. Он гордится тем, что его сын — учёный.

Я уверена, что в этом есть и тёмная сторона. Леонид Марков — последний человек, которому стоит давать власть, и Пол достаточно умён, чтобы увидеть это своими глазами. Но это не меняет того главного факта, что в этом мире Пола ценили, поддерживали и заботились о нём.

У него нет никаких оснований полагать, что он никогда не будет любим, и поэтому, когда мы встретились, ничто не удерживало его.

Ольга и Леонид воркуют над Валентиной ещё какое-то время, пока Пол наскоро подает им чашку чая, но не проходит и получаса, как они уходят, и наша крошечная семья снова остается одна. Валентина немного капризничает, и Пол наклоняется, чтобы поцеловать её в макушку.

— Она тоже устала, — он улыбается мне. — Неудивительно. Я помою её и уложу в постель.

— Я могу помочь...

— Нет-нет. Отдыхай. — Пол смотрит наверх. — И надеюсь, что сегодня она решит поспать.

Хотя я украдкой смотрю на него, сидящего рядом с ней в ванной и смеющегося, пока она плещется, в основном я исследую гостиную комнату ещё более жадно, чем раньше. Я нахожу фотоальбом, тот самый, который я помню из дома моих бабушки и дедушки с липкими клейкими страницами и старыми, слегка выцветшими фотографиями. Здесь, однако, большинство снимков чёрно-белые. Этот альбом, должно быть, был собран Ольгой, а затем подарен нам в качестве свадебного подарка, потому что на первых страницах Пол изображён маленьким мальчиком, улыбающимся так радостно, как он, вероятно, никогда не улыбался в моей собственной вселенной. После знаков отличия (алые ленты, украшенные серпом и молотом или портретов Ленина) появляется моя первая фотография. Несмотря на старомодную школьную форму, которую я ношу, я беззастенчиво улыбаюсь в камеру, обеими руками обнимая Пола за талию. Похоже, мы встретились здесь, когда нам было лет тринадцать-четырнадцать? Может быть, даже на год меньше.

Через пару страниц появляется свадебная фотография. Без огромной коммерциализированный свадебной индустрии, чтобы подзадоривать невесту и жениха, здесь всё проще: Пол одет в обычный костюм, а я в платье до колен с парой цветов в волосах. Но радость, сияющую на наших лицах, ни с чем не спутаешь.

Я поднимаю глаза от фотоальбома, когда входит Пол с Валентиной, завёрнутой в мягкое жёлтое одеяло. Она зевает, что безумно мило, её крошечный ротик широко раскрыт, крошечные кулачки сжаты. Когда Пол видит, на что я смотрю, он поднимает брови, вопрос, который он не может задать, пока его руки заняты нашей дочерью. Зачем ты это вытащила?

— У меня ностальгия, — говорю я ему.

Он садится в большое кресло, прижимая Валентину к груди. Сначала мне кажется, что он разговаривает с ней, но, когда я иду через комнату, чтобы положить альбом обратно на книжную полку, я понимаю, что он поёт.

К моему удивлению, я на самом деле не пропустила возможность присмотреться с тех первых секунд замешательства. Но сейчас мне хотелось бы послушать колыбельную Пола. Но, может быть, это не имеет значения. Может быть, достаточно посмотреть на выражение его лица, на полную нежность, когда он укладывает нашу дочь. Нет песни слаще, чем эта.