И перед глазами смрад, вонь голимая, темные стены и толчок облеванный. Валяюсь подбитый, кровь сплевываю.

Подыхаю. Чувствую, что конечности слабеют. И движение рядом заставляет жилы напрячь, а в мозгу одна мысль.

Подохну, но за собой кого смогу утащу. Надо мной склоняется кто-то. Старше меня, на вид авторитетный. Голова лысая, здесь всех под ноль стригут.

— Зовут как тебя, фраерок, зеленый совсем, смотрю.

— Иван…

— Ну че, Ваня, ты кандидат на тот свет. Поздравляю, пацан.

Пытаюсь встать, но бок подбит. Сильно. Единственное, что могу, выплевываю слова зло.

— Добить меня пришел?! Выкуси.

— Ты базар фильтруй, а то и впрямь могу порешить.

Робу мою дырявую на боку тянет, рассматривает место удара.

— Живучий ты… Раз не скопытился сразу, значит, вытянешь.

Улыбается. Правда странно и поверх меня смотрит, на остальных. Такой взгляд у него в никуда. И опять на меня глаза свои опускает.

— Держи бок, иначе окочуришься… Статья какая?

Сплевываю кровь на холодный бетон, ребер не чувствую.

— Убил я… особо тяжкое… депутатика одного порешил.

— Депутатика. Зеленый совсем. Неужто заказ взял?

— Нет. Личное это.

— Чего так? Бабу твою увел богатый ублюдок или, наоборот, чужого захотелось?!

— Нет. Приказ дал. Семью мою закрыть и дом поджечь. Я один выжил, в детдом попал, но его запомнил. А как из приюта вышел. Выследил. Должок отдать заставил.

— Кровь за кровь, пацан.

Кашель подступает, а я говорю как на исповеди, все равно подыхать, может, и брежу уже. Все выкладываю и смех раздирает глотку, больной.

— Я мразь эту нашел. Выслеживал долго. Все узнал. Ему по-хорошему за решеткой сидеть за все, что вытворить успел.

— Ну так времена нынче такие, чем борзее, тем место лучше под солнцем занимают. Такова жизнь, братик.

Проводит пальцем по моему горлу. Пульс нащупывает.

— Ты держись, малой, говори. Че дальше-то было.

Боль нутро выворачивает воспоминанием, как кричу в рыхлую круглую морду.

— Почему?!

И опять переношусь в богатенький домишко, где краснощёкий мужик пытается от меня отбиться, а я его за грудки держу и кричу волком от боли, что дерет изнутри.

— Дмитрий и Мария Кац. Мои отец и мать. Ты приказ дал.

Глазами бегает, выход ищет, ждет своих псов, а помощи ждать уже неоткуда.

— Пацан, уймись. Я тебе денег дам, хочешь?

— Не продаюсь. Ты мне ответ дай. Отца моего, мать за что на тот свет отправил? Домишко приглянулось так с клочком земли под дачу, что целую семью извел?! Не повезло. Я выжил. В детдоме тоже не подох.

— Не знаю я никакого Каца! Попутал ты!

Ударил его головой в лицо. Чтобы вспомнил.

— Так и не вспомнил, за кого мстишь? — задумчивый голос и мой сокамерник садится рядом на бетон, продолжая смотреть на остальных, не давая подступить и добить зарвавшегося новичка.

Улыбаюсь и кровь собственную проглатываю, но говорю. Пока слова с губ срываются, значит, жив еще, не помер.

— Долго подыхал тот свин. До тех пор, пока не вспомнил за кого мщу. Столько на нем было, что расправа над целой семьей оказалась эпизодом незначительным…

Говорить трудно, все плывет, и только сила воли не дает расфокусировать взгляд.

Моя жизнь. Моя семья. Всего лишь эпизод. Один незапоминающийся момент.

— Десятку впаяли?

Говорить сложно. От холода зубы стучат.

— Да…

— Ну, я смотрю, ты вдоволь его болью нажрался. Отомстил.

— Кровь основательно пустил, весь ею умылся, так и сидел рядом, сам позвонил в полицию и ждал, пока за мной явятся. Я совершил свое правосудие, но нарушил закон.

Улыбается и от оскала его обидой веет, злостью, а я шрам на брови свежий замечаю, рассечение.

— Праведник, смотрю, Кровавый, значит.

Смотрит на меня. Словно оценивает шансы мои на жизнь.

— Готовь белые тапки… Здесь молодняк в расход по-любому. Сегодня ты себя отбил, завтра с лазарета слабым вернешься, загрызут…

Сглатываю ком, кровь жрать одно удовольствие.

— Так и ты вроде несильно старше.

— Я бывалый, дед уже, по мотанию, а ты зелень. Порешают тебя.

Замолкает, намек на реалии тюремные понятен. Сжимаю кулак и проговариваю зло:

— Сдохну, но за собой кого смогу утащу. Чтобы вместе в аду гореть веселее было.

Молчит. Смотрит, а я уже крики, лязг металлических дверей слышу.

Перед тем, как исчезнуть, наклоняется и подсказку кидает.

— Сделай так, чтобы после лазарета в карцер попасть. Дебош устрой, а там лупи по стенке, пока пальцы перестанут боль чувствовать. Здесь только так выживают. Боль — сила. Твоя сила. Запомни. Считай, что бойцовскую программу экстерном проходишь. Жизнь твоя от умения махать кулаками зависит. Ты людей с рычагами власти потревожил. Мстить будут. Ваня. Это приговор. Среди волчар выживают только волки… Либо ты, либо тебя…