Если у женщины были отец и братья, они, конечно, заботились о ней, но ведь она у них была не одна такая. В наших семьях было много детей. Женщины часто беременели, и в некоторый период не могли выполнять никакую работу по дому. Было проще, если у женщины были уже подросшие дочери. Ну а если их не было?

Когда же женщин в семье было несколько, все обязаности (как и права) они делили между собой и чувствовали себя намного легче. Конечно, иногда некоторые из них впадали в ревность и пытались возвыситься над другими жёнами, но в нашем обществе такое поведение не поощрялось и считалось безумным.

Количество жён никак не ограничивалось, но мало кто брал их больше двух — трёх. Ведь всех их нужно было кормить и содержать. Некоторые мужчины предпочитали вовсе не жениться. Это не считалось чем-то постыдным. В отличии от вдовства молодых женщин, с точки зрения наших старейшин, это не вело к разврату, а поэтому вполне допускалось.

Были ещё мужчины и женщины, испытывающие влечение только к своему полу. Это также не считалось развратом, пока не порождало страдания других. Если же супруг бросал семью и уходил к к любовнику, или к любовнице уходила женщина — то это считалось развратом. Однако старейшины не усматривали никакой связи между самим существованием однополых отношений и этими случаями. В то время как существование молодых вдов почти всегда вело к разврату, сколько бы те не клялись в своей исключительной верности умершим мужьям.

Вдовой позволялось быть лишь женщине возраста, когда она уже не могла иметь детей и при условии, что она могла себя содержать сама. Некоторые из таких старух просто проживали имущество, оставшееся от мужа.

В других просыпалась способность к предпринимательству и они открывали лавки или содержали сельские плантации. Рассказывали, что одна вдова где-то на востоке даже владела странствующим цирком. Я всё ждал, когда к нам приедет этот цирк, но так и не дождался. Вместо цирка на мою родину явились колдуны.

Вдовцом же быть не возбранялось, хотя и не слишком поощрялось, но уже по другой причине — многие вдовцы слишком сильно пристращались к поеданию перезревших плодов, и оттого отвратительно себя вели, валялись в непотребном виде на улицах, устравивали драки.

Старейшины, впрочем, не считали это развратом. С замужними женщинами эти вдовцы не общались, те на них даже и не смотрели. Да если и общались — ведь женщина оставалась в семье, а от кого у неё на самом деле ребёнок — это было не так уж принципиально важно. Главное, что все были обеспечены и не испытывали мук.

Могли ли наказать мужчину так же, как женщин, обвиненных в разврате, которых связанными бросали за борт в океан? Могли лишь в случае если он сам явится и заявит, что совершил развратные действия с замужней женщиной, и та это подтвердит. Однако в нашей истории таких случаев ещё не было. Так что возможность эта оставалась чисто теоретической.

Так чей же всё таки был герб на платке? Змею на гербе я уже видел. На корабле колдунов. Но на том гербе не было орла.

Размышляя обо всём этом, я подплыл к моей отдаленной хижине. И очень удивился. Потому что над местом, где стояла хижина, поднимался вверх дым от костра.

Никто из жителей деревни сюда не ходил. Значит, это был кто-то пришлый. И точно. Подплыв поближе, я заметил привязанную к пальме парусную лодку. Парус был приспущен, но не полностью, так что было хорошо видно, что на нём изображено.

А на парусе был изображён орёл. Но без змеи.

Затащив лодку на берег — на всякий случай немного в стороне от хижины — я приблизился к костру. Около него сидели два человека и жарили на вертеле тушку лунного зайца — пожалуй, самого крупного животного на нашем острове, размером с небольшую свинью.

Эти зайцы паслись толко лунными ночами, а всё остальное время лежали в логове, наращивая жир. Поэтому существовало два способа их изловить — либо ждать лунной ночи и подкрасться к пасущемуся зайцу, либо обнаружить его логово и схватить его в нём. До ночи было ещё далеко, так что эти люди, похоже, выбрали второй способ.

Одеты они были как обычные не слишком богатые торговцы: набедренные повязки и плащи. Через плечо у одного перекинут ремень сумки, второй предпочёл заплечный мешок. Выглядели вполне мирно, так что я решил подойти и познакомиться.

— Добрый путь, странники! — это было стандартное нейтрально-доброжелательное приветствие, принятое в наших краях для незнакомцев.

— Доброго пути и тебе.

— Я — Олел. Живу тут неподалёку. А вы, как я погляжу, издалека?

— Типа того. Хочешь знать откуда мы?