— Вообщем, я тебе сказала. А ты решай сам.

— Мне кажется, Эмела, или я тебе не безразличен?

— Тебе кажется.

Она выскользнула из рыбосушильни и исчезла в ночи среди треска цикад и уханья ночных птиц. А я лежал и думал. Хотя тут и думать нечего. Конечно, Эмела была права. Но я должен всё таки попасть в эту школу. Только я обойдусь без помощи старосты Нэмэла и его колдовских друзей. Хотя от кошелька я, конечно, не откажусь.

Ближе к рассвету я вошёл в главную хижину и разбудил сестру. Усала спала тревожно, что-то бормоча во сне и проснулась резко, почти подпрыгнув на кровати.

— Тише ты!

— Что-то случилось, Олел? На нас напали?

— Нет, нет. Никто не напал. Успокойся, Усала, здесь на вас никто не нападёт, по крайней мере в ближайшее время. Мне нужно уехать, сестра.

— Куда? И когда ты отправляешься?

— Куда я тебе сказать не могу, потому что сам точно в этом не уверен. А насчёт когда — сейчас.

— Сейчас? Так рано? Не попрощаешься с племянниками? И ведь тебе наверное, нужно собраться в дорогу?

— Нет, сестра, не попрощаюсь. Если хочу их ещё увидеть. А я хочу их увидеть.

— Ты говоришь какими-то страшными загадками, Олел! Мне беспокойно!

— Да это никакие не страшные загадки. Кое-кто имеет на меня зуб. Я точно не уверен, но в таком деле лучше быть излишне осторожным, чем мёртвым. В любом случае, на вас это никак не распространяется.

— Что я буду делать здесь одна?

— Ты не одна. Ты вот с этим кошельком, — и я отдал Усале кошель, который мне дал староста Нэмэл, взяв оттуда для себя несколько монет.

— Ого! Целое состояние!

— Никому не рассказывай, что оно у тебя есть.

— Да уж понятно…

— Завтра наверняка к тебе сюда заявится староста Нэмэл и спросит, где я.

— Что ему ответить?

— Ответишь ему, что я узнал о судьбе моих братьев и отправился освобождать их из плена колдунов. Скажи ещё, что я поразмыслил над его предложением и согласен, но только прежде мне нужно освободить братьев.

— А что, ты действительно что-то узнал об их судьбе?

— Конечно же нет. Это просто чтобы отвлечь его внимание. Но ты поддерживай эту маленькую ложь. Скажи, что не поняла всех деталей, но очень важно освободить братьев именно сейчас.

— Хорошо, Олел. Всё таки мне кажется, что ты сильно рискуешь!

— Я бы сильно рисковал, если бы остался. И напомни старосте про мои 50 % от сушки рыбы. Он должен будет отдавать тебе всё до копейки из этой доли. Иначе пригрози ему связями в какой-нибудь магической гильдии. На него это должно подействовать.

Как только первые солнечные лучи отразились на волнах Западного залива, я запрыгнул в лодку и отправился в путь. Начинался отлив и крепчал южный ветер. Он до обеда доставит меня к моей отдаленной хижине, где я наберу воды и отправлюсь дальше на север.

Я правил парус и размышлял о платке, в котором меня нашли. Да, это было сильным потрясением — узнать, что те, кого ты считал своими родителями, братьями и сёстрами вовсе не твои родители, братья и сёстры.

Во всяком случае — не единокровные. По правде говоря, я всегда чувствовал какую-то несхожесть с ними. И они это прекрасно чувствовали. Как-то я спросил обеих наших матерей, кто именно из них — моя мать?

Ведь отец у нас был один, но у него было две жены. Матери могли бы что-нибудь соврать, но вместо этого они мне сказали правду. Частичную правду.

— Твоя мать умерла в родах, Олел. Поэтому мы теперь обе — твои матери в равной мере. Не говори об этом с отцом, Олел. Его это ужасно опечалит — ведь он так любил бедняжку.

Матери даже всплакнули. Многоженство не было чем-то необычным на архипелаге. Многие мужчины погибали на рыбном промысле, в стычках, от болезней — молодая женщина, особенно с детьми, не могла выжить в нашем жестоком мире.

По нашим законам, она становилась женой следующего по старшинству брата погибшего, если, конечно, обе стороны не возражали. Либо её мог взять в жёны любой, кто способен её содержать и кто не вызывает у неё возражений. Вдовство у молодых женщин не поощрялось, так как, по разумению наших жрецов, плодило разврат.

Под развратом понимали имевшие прежде случаи, когда мужчина бросал свою семью и уходил к другой женщине — а бывшая жена и дети испытывали муки от того, что лишались обеспечения. Сами же по себе близкие телесные отношения никак не порицались.

Поэтому если женщина отвергала трех претендентов на брак, её просто вывозили на лодке в и выбрасывали, связанную, за борт, говоря при этом:

— Не нашла себе мужа на земле, поищи в море!

Обычай был жестокий, но не бессмысленный.

Женщина в семье занималась работой по дому, которой было немало, некоторые умелицы занимались ткачеством или ещё каким-то промыслом и могли продавать излишки, но этих излишков было совсем немного, и они не могли обеспечить жизнь женщины и детей в отсутствии мужчины.