Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.

Она боялась меня.

Меня, своего спасителя.

А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.

– Вам не холодно?
– с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.

Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.

Слышно было только жалобное шипение дракона.

Еще - грохот копыт.

Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.

Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.

Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.

Рыцарям удалось сдержать коней.

Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.

Рыцари натянули поводья.

В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.

Когда ангелы, - надрывался Поэт,

устают летать, они

сдают свои крылья на сохрание Богу

и спускаются на землю без крыльев

по невидимой лестнице, они дремлют

в деревьях, камнях и лягушках, набираются

сил для новых полетов.

– Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...

– Вздрог - вдркг - друг,

гром - гроб - сук,

гроб - горб - груб,

гриб - рук - мук...

орал Поэт.

Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.

Один из рыцарей наудачу швырнул копье.

К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.

– Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?

Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.

Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:

– Прочти причту притчу и ответь

на вопрос:

отчего блеск так похож на лязг?

Не оттого ль, что бляск

так похож на лееезг!

Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.

– Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?

Принцесса шмыгнула носом:

– Успокоишься тут...
– она кивнула в сторону Поэта.

Тот и впрямь что-то разошелся.

Я повернулся к нему и сказал:

– Чем орать, пошел бы и принес даме платье...

К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.

Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.

Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)

Кони отошли пощипать травку подальше.

– О, рев вер,

доносилось до меня восторженное токование,

о , веер верований...

Я ловил позывные Конторы.

Я расслышал голос, доносящийся из приемника.

– Жак!
– заорал я.

– Джек?
– услышал я голос Георгия Алоисовича.
– Что у тебя?

– Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...

– Убил? Уже убил?
– с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.

Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.

– Лучше, - сказал я.
– выдернул клык.

– Ох, ты...

– Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.

– Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...

– Праздник?
– подивился я и даже оперся о драконову лапу.

Дракон не пошевелился.

Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.

Поэт откровенно охмурял принцессу.