Шрифт:
— Тип на приоре, это кто? — обескураживает он меня своим вопросом вдруг. Мне итак дышать тяжело в его присутствии, а тут такое…
— Ты за мной опять следил, что ли? — спрашиваю, широко распахивая глаза.
— Вот еще! Конечно нет! — ставит руки на подоконник, по обе стороны от меня.
Его близость заставляет алеющим костром вспыхнуть мои щеки. Хочу отойти, но он возвращает меня на место, коснувшись правой рукой плеча.
— Просто видел тебя с ним. Снова. Еще раз задам свой вопрос: кто этот гопник, Лисицына?
— Никакой Илья не гопник! — начинаю злиться. И да, меня напрягают его пальцы, которые все еще стискивают плечо.
— Илья значит, — смотрит на меня задумчиво, и от этого колючего, пробирающего до самых костей взгляда — мороз ползет по коже, и мелкие волоски на теле встают дыбом. — Этот Илья, — будто выплевывает его имя, — Он тебе кто? М?
— Не твое дело! — дергаю плечом. — Отпусти!
— А — ле — на, — едва заметно качает головой.
Не отпустит. Его ладони вдруг ложатся на мою шею. Начинаю паниковать. Мне вообще не нравится то, что происходит.
— Ты… с ним? — гладит большим пальцем правой руки мое горло, и я нервно сглатываю.
— Да, — отвечаю испуганно, надеясь, что это на него подействует. Потому что глаза его сейчас будто пьяные.
— Ну это ненадолго, — говорит мне почти в самые губы.
Судорожно вдыхаю, боясь от сковавшего внутренности страха даже пошевелиться.
— Лисицына, ты где? — голос Пельш разносится по пустому актовому залу и выводит меня из состояния оцепенения практически мгновенно.
Слышу его раздосадованный, тихий мат. Резко поворачиваю голову вправо и цепляюсь за его руку в попытке оторвать ее от своей шеи.
— Отпусти, идиот! — тревожно молю я, сжимая пальцами ткань идеально выглаженной рубашки.
— Так что там завтра, м? — продолжает удерживать меня на месте, а мое сердце, которое итак до этого неистово трепыхалось под ребрами, готово выпрыгнуть из груди.
— Ничего такого важного, отпусти, она же идет прямо сюда! — прошу беспомощно.
— Раз неважно, значит увидимся на математике, — веселится он.
А шаги Элеоноры тем временем все ближе. Хорошо, хоть елка стоит в самом конце зала, и нас за ней с точностью до ста процентов не видно.
— Куда подевалась… — недоумевает Пельш и чем-то шуршит.
— Не могу я прийти, — шиплю тихо. — Отстань ты!
Но этот болван только тихо смеется, наслаждаясь нелепостью ситуации. Склоняется к шее и в какую-то секунду глубоко вдыхает запах моих волос. Я в шоке замираю и даже перестаю отпихивать его руку. Настолько поражена тем, что он делает.
— Ро-ма, отпусти… — мой голос предательски дрожит, ведь от этого его жеста совершенно неожиданно по телу ползут бешеные мурашки.
Что еще за чертовщина?
Чувствую, что он улыбается. Я же с ужасом представляю момент, когда нас поймает классный руководитель.
Как объясняться? Что она подумает, боже…
— Лисицына! — будто в подтверждение моих мыслей раздается ее окрик. Я дергаюсь. Вся трясусь, словно зайчишка. — Как сквозь землю провалилась!
— Завтра. Приходишь, — обдавая горячим дыханием, задевает ухо, едва касаясь его губами. Мне и этого достаточно, чтобы растеряться в край. Чтобы мгновенно одеревенеть.
— Элеонора Андреевна, там гирлянды, дискошар и надувных снеговиков привезли! — сообщает кто-то.
— Иду, — доносится до меня ее голос. — И вот почему опять я за это отвечаю! Неужто больше некому?
Я с облегчением вздыхаю и прикрываю глаза. Пронесло…
— Лиса, отомри, — издевается демон. — Насчет завтра ты меня услышала.
— Ты оглох, Беркутов? Я же сказала, что не могу! Да пусти ты! — рычу в бешенстве и уже почти готова разрыдаться. Потому что его ладонь скользит вдоль шеи и сжимает волосы на затылке.
Ударить в пах может? Но я отчего-то медлю.
— Завтра. В кабинете математики, — чеканит по слогам. Прижимает второй рукой за талию к себе, слегка отклоняется назад. — Ты придешь. Поняла?
Звучит как приказ. Обалдел совсем!
— Не могу, придурок ты Пернатый! У Ульяны елка в саду утром, меня завтра в школе не будет! — выдаю гневную тираду, пытаясь вырваться.
Приходится все же сказать правду. Может, до него хоть так дойдет?
— Ясно, я понял…
— Аллилуйя! — почти торжественно.
— А теперь поцелуй меня — и тогда я отпущу.
Бах-бах. Пульс в ушах частит.
— Что? — ошарашенно смотрю на него. Не моргая.
— Честно, — не шутит, но его глаза смеются. — Обещаю, Лиса. Слово тебе даю!