— Как она вообще? Ей лучше?

— Определенно. Алена потихоньку идет на поправку, — отвечает он, кивая, и принимается цедить кофе из белоснежной чашки с надписью «здоровье не купишь».

Ага, как же…

— Хорошо, — почесываю подбородок.

— Деньги-то уберите. За кого вы меня принимаете? — хорохорится врачелло.

— В благодарность от всей души, доктор, — настойчиво двигаю к нему купюры.

— Не надо…

— И вот это прими, — ставлю на стол две бутылки дорогого, качественного коньяка. — Расслабиться тебе поможет после тяжелых трудовых будней, Склифасовский.

— Кхм…

— Кабан сказал, что пойло — просто отвал.

Из последней партии краденого. Разошлось оно на той неделе как горячие пирожки в час-пик. (Это, разумеется, не вслух).

— Кто сказал? — переспрашивает, и его губы растягиваются.

— Неважно.

Врач рассматривает меня повнимательнее и начинает странно лыбиться. Будто я его чем-то насмешил.

— Че пялишься? Я тебе не обезьянка цирковая! Добрый до поры до времени, — чешу репу и невзначай засвечиваю пушку под курткой. — Потешаться вздумал над моими подгонами?

— Что вы… ниии в коем случае! — уверяет меня он, пучеглазится и дергается.

Так-то лучше.

— Бери благодарность и делай то, что сказали, док. По-хорошему, — киваю на возлежащие поверх бумаг купюры.

— Ну раз вы настаиваете, — дергано пожимает худыми плечами-вешалками. Жестом фокусника сгребает с гладкой поверхности стола деньги и трясущейся рукой убирает их в карман халата.

— Совсем тут зажрались в своей столице! — встаю и отставляю стул. — Не обижали мне Лисицыну чтоб, понял? — склоняюсь к нему пониже.

— Понял, — сглатывает слюну, инстинктивно отодвигаясь назад.

— Увидеть-то ее хоть можно?

— Нет, — блеет неуверенно. — Туда нельзя.

— Вот дерьмо! — отталкиваюсь пальцами от деревянной спинки стула. — А с улицы?

— Ммможно, к окошку подойдите.

— Аллилуйя! Выписка ориентировочно когда?

— Бббоюсь, не раньше, чем через пару недель, — мямлит он. — Есть в этом необходимость.

— Лады. Вот мой номер, — бросаю на стол бумажку. — Мало ли че — звони.

— Ххорошо…

— Ну пошел я тогда. Покеда, светило медицины, — хмыкаю и проворачиваю ключ.

— Всего доброго…

Едва за парнем, весьма неоднозначной наружности, закрывается дверь, Евгений Павлович, не скрывая вздоха облегчения, медленно оседает в кресло. Достает дрожащей рукой мятые тысячные купюры из кармана халата. Пересчитывает, бросив обеспокоенный взгляд на дверь.

И впрямь двадцать тысяч.

В десять раз меньше, чем заплатил ему тот молодой человек с ролексами на запястье.

Врач истерично смеется.

Нуууу дееевка дает! Не промах, не промах! С виду такой олененок непорочный! А сама-то связалась вон с кем!

Один — явно представитель золотой молодежи. Весь его внешний вид так и кричит об этом: модные брендовые вещи (должно быть прямиком из ЦУМа); дорогущие часы всем известной фирмы; толстенная золотая цепь на шее, размером с удавку бультерьера и яркий шлем от мотоцикла в руках. Весь такой из себя хозяин жизни. Заносчивый и уверенный с себе сукин сын. Чересчур хорош собой, к тому же.

Вот почему так? Одним все, а другим ничего?

Евгений Павлович качает головой.

А этот, второй, ну типичный бандюган! Прямо ходячий привет из девяностых, честное слово! Кожанка, короткая стрижка, суровый, цепкий взгляд, наколки и пистолет. Аж прям не по себе стало! Не удивился бы узнав, что тот ездит на вишневой тонированной девятке. Жуть!

Интересно, эти двое знают о существовании друг друга? Ну Лисицына Алена ты и встряла! Во дела…

Калинин подходит к замызганному окну и устремляет взгляд в пасмурное небо. Быть дождю. Вздыхает тягостно, возвращается к столу, поднимает чашку с остывшим кофе.

Совсем стыд и страх потеряли! Один заявляется с конвертом, угрожает связями и кулаками, а второй и вовсе ненавязчиво демонстрирует оружие.

Евгений Павлович достает носовой платок и проходится им по взмокшему лбу.

Опасна, опасна его профессия! Вон с кем дело приходится иметь! Как уж тут не принять взятку при таких-то обстоятельствах. Вынужден, так сказать…

ИЛЬЯ

Выхожу из столичной больницы. Ниче особенного, абсолютно. А рожи-то рожи какие надменные! Чуть не долбанул докторишку по печени за взгляд его насмешливый.