— Здесь все чисто, сэр! — сообщил один из легионеров, дойдя до конца отсека, где находилась еще одна герметичная дверь.

— Пусть медики заходят, — приказал я, хотя и не был уверен, требуются ли они.

— Господи Иисусе! Пресвятая Дева Мария! — в сердцах воскликнул один из санитаров, зашедших следом за нами, замерев на пороге, и перекрестился.

— Вы врачи, или капелланы?! — сердито переспросил я, повернувшись. — Здесь несколько выживших! Вы собираетесь что-то с ними делать?!

— Капитан, — вздохнув, вперед шагнул старший врач. — Я обязан оказывать помощь всем раненым. И я это сделаю. Но я скажу вам одну вещь не для протокола. Если вы хотите принести этим ребятам облегчение, то лучше давайте мы сейчас выйдем отсюда и зайдем снова через несколько минут, чтобы убедиться, что никто не выжил.

— Это не проблема, — кивнул Буллет, вскинув винтовку. — Отправляйтесь! Разрешите, сэр?

— Отставить, — гаркнул я гневно, и переместил свой взгляд на врача. — Они не чувствуют боли. Есть какой-то шанс, что их жизнь удастся сохранить?

— Есть. Хотя и крохотный. Если говорить о биологической жизни. А не о нормальной человеческой. Посмотрите, что с ними, капитан. Ручаюсь, такой жизни эти парни для себя не хотели бы….

— Это им решать. Закон о добровольной эвтаназии еще действует. Ваша задача — спасать людей. Вот и спасайте! — строгим жестом прервал я эту неуместную философию.

Врач намеревался было сказать еще что-то, но, прочитав на моем лице непреклонность, с тяжелым вздохом кивнул и сдался, дав знак санитарам, чтобы готовили носилки. Буллет опустил винтовку, и в этом движении чувствовалось разочарование. Даже сквозь шлем я услышал, как он бормочет себе под нос ругательства.

— Что-то не нравится, лейтенант? Недержание? Не терпится кого-то прикончить? — подойдя к нему вплотную, тихо, чтобы никто больше не слышал, спросил я.

— Я — офицер Легиона, сэр, а не медсестра из «Красного креста»! Убивать — моя задача. Задача каждого из нас! — не сумев сдержать раздражения, проскрежетал зубами тот.

— Задача каждого из вас — исполнять приказы своего командира.

— Мой командир — капитан Колд! — с вызовом вскрикнул тот, крепче сжимая винтовку. — А также майор Томсон! И генерал Чхон! Их приказы были достаточно ясны и просты! И ваш чертов «особый подход» здесь вовсе не требуется!

Я почувствовал, как мои кулаки невольно сжимаются.

— Ты что несешь?!

— Весь батальон знает, что вы превратили роту «Чарли» в сборище сопливых сморчков, которые боятся крови! Похожих на миротворцев! Но мы в роте капитана Колда — из более прочного теста! Мы — настоящие легионеры! И я не позволю!..

— Слушай сюда, ты, кретин, — подходя еще ближе, прошептал я еще тише. — Я прощу тебе то, что ты сказал, только один раз. И только потому, что ты, очевидно, обдолбался перед операцией вдвое больше обычного, с легкой руки твоего любимого генерала. Но если ты еще хоть раз посмеешь поставить под сомнение мой авторитет, запомни накрепко — я раздолбаю твой шлем и буду смотреть, как ты синеешь и сморщиваешься, дыша «Зексом». А потом запишем, что ты погиб в бою. Ты меня хорошо понял, сосунок?

— Сэр? — к нам подошел сзади один из сержантов, Блейд.

— Говори, Блейд! — гаркнул я, не отрывая яростного взгляда от протеже Колда.

— Саперы уже занимаются дверью в конце отсека. Им требуется всего пара минут.

— Вот и отлично, — кивнул я, и прошептал Буллету: — Враг уже близко. Очень скоро у тебя будет возможность выплеснуть всю свою ярость. Надеюсь, что в бою с реальным противником яйца у тебя действительно окажутся такими крепкими, как ты пытаешься показать.

Если бы Буллет попытался прыгнуть мне в глаза, я, должно быть, ударил бы его — не из ярости или обиды, а по необходимости — для того, чтобы утвердить свой статус главного среди бойцов, большинство из которых принадлежали к чужой роте «Браво». Перевозбужденный от стимуляторов лейтенант вряд ли остался бы в долгу, и драка могла бы зайти очень далеко. Но отступать будет уже нельзя.

Группа накачанных стимуляторами убийц, инстинкты которых опустились опасно близко к первобытным, перестала быть дисциплинированным военным отрядом и стала чем-то вроде волчьей стаи. Инстинкт подчинения лидеру был вшит глубоко в подкорку их мозга, на уровне рефлексов. Но в их затуманенном сознании я не вполне идентифицировался как лидер — таковым для них все еще оставался Колд. Я имел чужой «запах», вызывал у них инстинктивное недоверие и отторжение. И мало было одного лишь формального приказа вышестоящего начальника, чтобы это изменить. Требовалось показать силу.

К моему счастью, на сей раз демонстрации не потребовалось.

— Ну так идем вперед… сэр, — угрюмо буркнул Буллет, нехотя уходя от зрительной дуэли.

Провожая его мрачным взглядом, я подумал, что он еще даст о себе знать, и мне стоит быть настороже.

§ 27

Чем дальше мы углублялись в подземелья Новой Москвы, тем яснее я сознавал тяжесть положения, в которое попали штурмовые отряды, и непостижимую сложность задачи, которая перед ними стояла. Здесь, внизу, где наше превосходство в космосе и в небе ничего не значило, а яростные и не желающие сдаваться защитники встречали нас на подготовленных позициях, происходила настоящая резня. Едва ли не первый раз за все время войны наши потери были точно не меньше, а возможно даже больше, чем потери в рядах евразийцев.