До сих пор не знаю, что это был за человек, как было его имя, откуда он родом, сколько ему было лет. Но я успел мельком разглядеть его глаза, скрытые за бронированным стеклом шлема. Эти глаза чем-то напоминали мои собственные.

— Мы сдаемся. Помогите раненым, — обреченно произнес командир баррикады.

И это был, наверное, один из самых мужественных людей, которых мне доводилось встречать. В тех обстоятельствах это решение требовало намного больше смелости, чем потребовалось бы для отчаянного сопротивления до последней капли крови.

В тот краткий миг, который наши с ним глаза встретились, разделяющая нас пропасть перестала существовать. Исчезла политика. Померкли лживые лозунги и дешевые идеалы. Притих воинственный клич, вырывающийся из зомбированных глоток. Мы, два офицера враждующих армий, которых воспитали и вымуштровали, чтобы мы до последнего издыхания грызли друг другу глотки, вдруг осознали нечто очень важное — то, что проникло в нас еще с молоком матери, но каким-то чудом нас заставили это забыть.

Я сам не заметил, как, вопреки логике и здравому смыслу, мое лицо, сопревшее под металлом и резиной, озарила усталая, вымученная улыбка. Впервые за многие месяцы. Секунду спустя забрало шлема евразийского офицера со свистом пробила пуля. Будто в замедленной съемке в кино, я видел, как крохотный кусочек свинца вгрызается в бронированный плексиглас аккурат между глаз, все еще глядящих прямо на меня, с прежним выражением. Он не успел осознать, что произошло.

§ 34

— Не стрелять!!! — гневно заорал я, задыхаясь от ярости.

Но разыгравшуюся бурю было уже не остановить. Грохот канонады заполонил все вокруг, повергнув зыбкий мир в пучину неконтролируемого разрушения. Холодные, бездушные пальцы, выйдя из оцепенения, все жали, и жали остервенело на курки. Зубы по-звериному скалились. Остекленевшие глаза убийц наполнялись свирепым демоническим огнем.

— Не стрелять! Прекратить огонь, немедленно! — орал я, но меня никто не слышал.

Мимо меня пронеслись закованные в тяжелую броню рослые спецназовцы, прорываясь сквозь брешь в обороне противника. Это были не мои ребята. Они носили костюмы черно-серой камуфляжной раскраски. На рукаве каждого из них был нарисован ярко-красный череп, скалящийся в злобной ухмылке — знак специального подразделения эскадрона «Сатана», известного под прозвищем «охотники за головами», о котором ходило больше мрачных легенд, чем о каком-либо другом. Они не обращали внимание на мои крики и приказы. Они не подчиняются мне. Они не подчинялись никому, кроме генерала Гаррисона. И генерала Чхона.

Появление «охотников за головами» решило судьбу схватки. Немногочисленные бойцы, которых нападение застало врасплох, деморализованные приказом о капитуляции и последовавшим за ним вероломным убийством командира, были рассеяны. На моих глазах несколько евразийцев подняли вверх руки, показывая, что сдаются, но «охотники за головами» хладнокровно расстреляли их на месте, и, переступив через трупы, продолжили свое кровавое шествие.

Ярость захлестнула меня, сметая неодолимым потоком остатки рассудка.

— Остановитесь, ублюдки! — заорал я.

Обогнав своих людей, перепрыгивая через многочисленные тела бойцов Союза, которые были подло убиты, когда в этом уже не было никакой необходимости, я что было сил погнался за «охотниками за головами» — и настиг самого здоровенного из них, чьи плечи были по меньшей мере в полтора раза шире моих. Левая рука легла на его плечо в тот самый момент, когда я занес правый кулак для удара. В этот миг я ни о чём не раздумывал. Все, чего мне хотелось — изничтожить этого выродка.

Исполинский силуэт развернулся с неимоверным проворством. Громадная ручища остановила мой кулак на половине пути с потрясающей легкостью. Раньше, чем я успел среагировать, еще одна громадная лапища стальными тисками сжала мое горло — и воздух разом перестал поступать в легкие. Сквозь мутную пелену, накатившую на глаза, я с изумлением смотрел, как гигант одной рукой поднимает мое тело вверх — а ведь вместе со снаряжением я весил более двухсот пятидесяти фунтов. Отчаянным жестом я схватился обеими руками за эту клешню, чтобы ослабить смертоносную хватку, но это оказалось мне не под силу — пальцы были словно железные.

— Не становись на моем пути, говнюк, — странно знакомым голосом произнес тот, чьего лица я не мог видеть сквозь тонированное забрало титанового шлема.

Даже долгие годы, прошедшие с нашей последней встречи, не могли стереть в моей памяти этот голос.

— Тайсон Блэк, — прохрипел я в изумлении. — Сукин сын!

Я так и не понял, узнал ли он меня. Тщетно пытаясь ослабить давление пальцев, под которыми, казалось, начинали трещать шейные позвонки, я глядел, как безжалостный исполин заносит свою правую руку для удара. Я абсолютно точно знал, что ударом кулака невозможно разбить пуленепробиваемое стекло. Но от удара, который последовал, стекло треснуло.