Я промолчал.

— Ах, позволь догадаться. Тебе насрать, — развел руками опекун.

До сих пор не знаю, что чувствовать к Роберту. Либо я неблагодарная тварь, которая плюет в лицо человека, искренне желающего добра, либо глупец, который спокойно беседует с монстром, ответственным за гибель его собственных родителей. Оба варианта не делают мне чести, и вряд ли я когда-нибудь узнаю, какой из них верен.

— Прощай, Роберт.

— До скорой встречи, Дима, — поднимаясь с дивана, ответил мой бывший опекун, в уголках глаз у которого светилась искорка веселья.

Вопреки опасениям, никто не стал задерживать меня на паспортном контроле в аэропорту Сиднея или снимать с ночного самолета, отправляющегося в Ганновер. Режим ЧП и закрытие сухопутных границ Анклава никак не влияли на поездки резидентов «зеленых зон» в другие «зеленые зоны», между которыми действовало правило о тридцатидневном безвизовом режиме. На заданный виртуальным интеллектом формальный вопрос о цели поездки я ответил: «Туризм», и этого оказалось достаточно, чтобы к молодому человеку, имеющему высокий балл по шкале Накамуры, не возникло больше никаких вопросов.

В два часа ночи я уже сидел в комфортабельном салоне трансокеанского сверхзвукового лайнера авиакомпании «Куантэс», купленной корпорацией «Аэроспейс» вскоре после Апокалипсиса. Билеты на «Куантэс» были почти вдвое дороже, чем на бюджетных «Ворлдвайд Вингс» и «Серд Миллениум», но расстояние между сиденьями было больше, еда лучше, а улыбки стюардесс шире. Я выбрал этот рейс не из-за барских привычек — просто он отлетал первым.

Глядя на запечатанную бутылочку бесплатной питьевой воды, входящей в стоимость билета, я вспоминал свой сегодняшний визит в гости к Клаудии. Оказаться в салоне этого лайнера после трущоб Нового Бомбея — примерно так же странно, как очутиться в пустыне графства Мак-Доннелл после белых простыней пятизвездочного отеля «Антарктида». Или под искусственным дождем в рекреационном комплексе «Зеленый горизонт» после долгой очереди за бутылочкой питьевой воды в Генераторном. В такие моменты понимаешь истинное значение слов «социальная пропасть».

— Желаете чего-нибудь, сэр? — вежливо спросила у меня стюардесса, проходя мимо.

— Нет-нет, благодарю.

Просмотрев уведомления на своем коммуникаторе в последний момент, перед тем как отключить его на время полета, я увидел в мессенджере краткое сообщение от Джен: «Ты в порядке?» Сердце на секунду екнуло при виде фотографии еще вовсе не чужого мне человека, от которого я больше не чаял получить никаких сообщений. Однако я знал, что это вовсе не попытка примирения. Дженет наверняка услышала в новостях о погибших курсантах полицейской академии и просто не могла не написать мне, ведь именно так поступают хорошие, сочувствующие люди. Вопрос «Как ты?» рассчитан на начало разговора, вопрос «Ты в порядке?» — на краткий ответ «Да».

А даже если в сердце девушки в минуту одиночества и закралась на миг ностальгия — я не стану этим пользоваться. Инстинктивное желание «вернуть все как было» — это проявление страха перед переменами, а вовсе не любви. Минутный порыв не изменит ситуации, из-за которых я сейчас здесь, а она — там, не со мной. Сев на этот борт, я сжег за собой очередной мост, и не намерен больше цепляться за прошлое.

«Порядок», — сухо написал я и вырубил аппарат, не дожидаясь новых сообщений.

Большинство пассажиров настроились скоротать время полета в своем виртуальном мире. Я не спешил к ним присоединиться. Вместо этого я пялился в иллюминатор, на мокрый асфальт взлетно-посадочной полосы, освещенный яркими прожекторами. Асфальт начинал медленно двигаться.

Меня одолевали скептические мысли. Куда я бегу? От кого? Я не был в Европе семь лет. Какой бы она не была сейчас, вряд ли она похожа на то, что я когда-то считал домом. Этот полет был чем угодно, но только не возвращением домой — несмотря на пафосные слова, сказанные Роберту.

Реальный Гигаполис оказался иным, нежели сказочный утопический Сидней, который я представлял себе, будучи ребенком. Он оказался беспощаден, грандиозен, необъятен, чудовищен. Порой я ненавидел его. Порой совсем не понимал. Одинокий провинциал, я часто чувствовал себя здесь потерянным, не успевал угнаться за его ритмом. Казалось, этот невообразимый город никогда не станет мне родным. Тем не менее он незаметно поглотил меня, сделал своей частицей. Озираясь на светящиеся огни крупнейшего в мире транспортного хаба, я не представлял себе, что никогда больше их не увижу.

Когда ты живешь здесь, ты находишься в центре мира. Судьба вершится прямо здесь, рядом с тобой — стоит лишь выглянуть в окно, чтобы увидеть, как творится история. Здесь преждевременно наступил XXII век, в то время как остальная часть планеты скатилась назад в Средневековье. Люди неспроста бегут сюда со всего Земного шара. И неспроста они не желают возвращаться туда, откуда пришли.

«Посмотрим, что будет», — подумал я, заставив себя, пока еще, абстрагироваться от этих мыслей. Мой отлет не был напрасным, так или иначе. Мне требовалось разобраться в себе на протяжении этого уик-энда. Расставить все по полочкам. Если даже все закончится так, как думает Роберт, и я вернусь назад, поджав хвост — что ж, пусть так и будет. Но это будет моим сознательным решением. Родителей, пожелавших отправить меня сюда, больше нет. Пора мне наконец принять самостоятельное решение по поводу своей жизни, и взять за нее ответственность.

***

Меня разбудил мелодичный звук, оповещающий пассажиров о необходимости пристегнуть ремни безопасности. Реактивный лайнер, преодолев десять тысяч миль за семь часов, большую часть которых я благополучно проспал, заходил на посадку. Разлепив веки, я достал из футляра и надел свой сетчаточник. Время на часах ввело меня в некоторое недоумение, хотя я и знал, чего ожидать — из-за разницы в часовых поясах (минус девять часов) в месте прибытия было на два часа раньше, нежели показывали часы в аэропорту Сиднея, когда лайнер поднимался в небо. Самолет летел быстрее, чем вращалась Земля. К такому тяжело привыкнуть.