— … а в Содружестве, говорят, сейчас одни роботы и компьютеры воюют. А у нас — как двести лет назад! Необученная пехота с голой задницей — вот и вся наша «армия», — жаловался коренастый седой мужчина лет пятидесяти с лишком. Кажется, живет на третьем этаже, имени-отчества не помню. Как по мне, слишком старый для службы в войсках.

— Черт бы побрал этот их Альянс! — вторил ему второй мужчина, лет тридцати, пузатый, с неприятной козлиной бородкой, намыливая тощую волосатую грудь. — Политиканы борются за власть, а нас нарядили в старые бушлаты и готовятся бросить под танки. За кого? За что?!

— Ну, так тоже нельзя рассуждать, — возразил было старенький дедушка — интеллектуал Олег Никитич из дальней кабинки. — Из своего окопа всей войны не увидишь…

Но протест старика остался незамеченным — воинствующий пацифист лишь отмахнулся от него рукой. Кажется, я припомнил этого занудного козлобородого. Компьютерщик с пятого этажа, Александр, не помню фамилии. Мнит себя серьезным блоггером и общественным активистом. Его активность, впрочем, ограничивается лестничной клеткой. Говорят, именно он автор большей части жалоб на жильцов соседних квартир — то на громкую музыку, то на ремонтные работы в неположенное время, то на курение на лестничной площадке.

Маленькие поросячьи глазки этого неприятного типа, разгоряченного своей проникновенной речью, остановились на мне. Я понял, что он не удержится от какой-нибудь колкости в адрес сына человека, которого многие винят в сложившейся ситуации.

— Может, малой Войцеховского мне расскажет, ради чего все это затеяно?! Скажи-ка мне, малый, сколько воротилы из Альянса пообещали твоему бате вместе с Добруком и Симоненко, чтобы они подбросили им немного пушечного мясца? Небось, недорого? Мясо-то у нас дешевое! А?

— Не знаю, при чем здесь мой отец, — вежливо ответил я, пропустив мимо ушей «малого» и стараясь говорить максимально спокойно. — Он не занимается военными вопросами.

— Как же, не занимается! А это не он разве втравил нас в этот дурацкий Альянс?!

— Ладно тебе, Саня. Оставь ты малого в покое, — вступился было за меня один из молчавших до этого мужиков из соседней кабинки.

— Нет уж! — заупрямился вошедший в раж склочник. — Мне вот просто интересно, что там этот обманщик Войцеховский дома у себя рассказывает?! Так же мозги пудрит, как и нам всем?!

— Саня, перестань, — одернул крикуна еще один из мужиков.

Благоразумие велело мне промолчать. Мама учила меня быть умнее и стараться избегать подобных бесполезных споров. И, в конце концов, все здесь были старше меня и, в теории, заслуживали некоторого почтения. Но после слов «обманщик» и «мозги пудрит», которые позволило себе произнести это кичливое ничтожество, кровь в моих жилах закипела. Промолчать в такой ситуации означало стерпеть откровенное унижение. А такого я допустить не мог.

— При всем уважении, я не собираюсь здесь выслушивать оскорбления в адрес моей семьи, — отчеканил я, и хотел бы на этом остановиться, но все же не сдержался и продолжил: — Не говоря уже о том, что мне стыдно слышать слова, полные такого малодушия и трусости, от того, кто называет себя мужчиной, и даже больше — дружинником. Этот чокнутый Ильин готов прийти сюда и оставить на месте нашего родного селения одно пепелище, а вы только трясетесь от страха и жалуетесь на всех вокруг. Нам определенно есть чего бояться, если у Генераторного такие защитники.

Кажется, мой резкий выпад в ответ, которого он никак не ожидал от пятнадцатилетнего мальчика, изрядно огорошил этого типа. Но на него смотрели пятеро соседей, и по лицам двух из них скользнули презрительные усмешки, так что Александр, почувствовав себя уязвленно, собрался с силами и строго выпалил в ответ:

— Много ты в этом понимаешь, сопляк. Тебе воевать, что ли?! Или папеньке твоему?! Вы же наша «элита». Не знаю я, что ли, что когда запахнет жареным, Войцеховский тебя быстренько сплавят куда-нибудь за бугор вместе с маменькой? Да и сам, небось, отсидится в тылу. А если дело пойдет худо — ничего, попросит себе политического убежища. А гибнуть за вас будет чернота, вроде нас. Так всегда было и будет. Вот увидите!

От этого вопиюще абсурдного обвинения, брошенного прилюдно, меня обуял такой гнев, что пальцы невольно сжались в кулаки. С каким бы удовольствием я сейчас заехал этому мудаку в глаз! Посмотрел бы я, как бы он после этого запел!

— Мой папа никогда не был трусом, — отчеканил я, сцепив зубы. — Напомнить, в скольких экспедициях он побывал? И я от него не отстану, не сомневайся. Если ты в штаны наделаешь, буду я вместо тебя воевать!

— Ты чего мне тыкаешь?.. — аж выдохнул от возмущения Александр.