— Как вы узнали, что это я? — с порога начал он, изумлённо вскинув брови.

Герцог слегка усмехнулся, затем ответил:

— Больше некому. Леди Димитреску не стучится, когда одаривает меня своим визитом, главная камеристка лавку не посещает, а юная Илина…да обретёт она вечный покой. Бедное дитя. — торговец опечаленно, но до чего наигранно, опустил большую голову и тяжко вздохнул.

— Вам уже известно? — молодой человек гневно стиснул зубы, но изобразил небольшое удивление и лёгкую скорбь.

— Такие события мимо меня не проходят, дорогой друг. Особенно, если это касается моих задушевных благоприятелей. Очень жаль, что всё обернулось именно так. Надеюсь, вам это дало возможность сделать выводы.

— Я не уверен.

Стефан встал рядом с товарным столом лавочника и принялся рассматривать его содержимое, дабы отвлечь себя от пагубных мыслей, что так неистово тревожили.

— Как это не уверены? — недоумевающе спросил торговец. — Неужто вас терзают сомнения?

— Собственно, об это я и пришёл поговорить. — парень едва коснулся стопки бумаг, как на пальцах осталась серая пушистая пыль. — Столько вопросов, столько мыслей… — он потёр кончики фаланг друг об друга, растирая многолетнюю грязь. — С чего мне лучше начать? С того, что вы подставляете меня, рассказывая о попытке побега местному лорду или о том, что я недавно узнал о дочках Димитреску? Первое, как по мне, должно заинтересовать вас больше, ибо о втором, если я правильно подметил, вам было известно с самого начала.

Герцог многозначительно улыбнулся, а позднее сменил довольную эмоцию на недопонимание.

— Рассказывая? — возмутился он. — Если речь идёт о лорде Гейзенберге, то хочу вас уверить, что ему ничего неизвестно о нашем плане.

— Разве? А мне он говорил другое.

— Он мог многое сказать, и не во всё это вам следует верить. Я повторюсь, Стефан, у вас здесь нет союзников, кроме меня. И я не стал бы посвящать этого человека в наше дело, ибо он последний, кому стоит доверять. Прошу простить лишь за то, что упомянул вас и мою помощь в разговоре с владыкой, откуда, видимо, далее он пришёл к такому умозаключению. — торгаш скрестил пальцы в замок и тон его стал серьёзнее. — Можете не сомневаться в моей лояльности.

— Вот как, — недовольно буркнул парень, — То есть, я должен полагаться на человека, который рассказывает о своей помощи бедному, жалкому прислужнику тому, кому доверять он не советует? Каким образом вы прикажете это понимать, Герцог?

— Я не советую, кому вам следует верить. Просто-напросто констатирую факт. Может, я и допустил оплошность в том, что наболтал лишнего, но могу с точностью сказать — Лорд Гейзенберг не станет распространяться об этом. — Герцог, как и всегда, натянул уголки губ в широкой загадочной улыбке и прикурил свою излюбленную сигару, но на сей раз запах был каким-то сладким, нежели травянистым. — Мы оба знаем друг о друге того, чего остальным совсем негоже. — хрипло посмеявшись, он наполнил рот дымом, затем, выпустив его, задал вопрос. — А чего он хотел, если не секрет? И как сумел до вас добраться?

— Он приходил к Госпоже. А когда освободился, поджидал меня у входа в лавку. — голос молодого человека из-за продолжительного недосыпа был уставшим, а ноги становились ватными, вследствие чего стоять ровно не получилось; тело словно само тянулось к полу. — Карл Гейзенберг предложил мне свою помощь. Разумеется, не безвозмездно.

Торговец обратил внимание на вялое состояние Стефана и жестом пухлой ладони указал на табурет, что стоял подле круглого столика.

— Предложил помощь? — несмотря на всю свою любовь к театру и наигранности, в данный момент Герцог искренне поразился.

— Да, — парень охотно принял предложение торгаша и сел на табурет, вальяжно расставив ноги, — Сказал, что поможет мне с побегом, если я помогу ему. Но что конкретно требуется — мне уже неведомо.

— Интересно-о-о, — протянул он, погладив свой двойной подбородок, — В чём же заключилась бы ваша ему помощь… — вопрос, очевидно, тучный мужчина задал сам себе. — И что вы, любезный, ему ответили?

— Сказал, что необходимо прежде всего обговорить всё с вами. Герцог, поймите меня, но я… — брюнет глубоко вдохнул карамельный запах сигарного дыма, прикрыл глаза, собираясь с мыслями и долго оттягивать не стал. — Я сомневаюсь, что хочу продолжать предпринимать попытки побега и гоняться за этими чертовыми масками. С каждым днём мне становится всё страшнее прятать у себя мраморные личины и чем глубже я захожу, тем сильнее паранойя.

Торговец вновь поднёс табачную скрутку к алым губам, зажав ими кончик, и втянул сладкий дымок.

— Хотите сказать, что ожидание неизбежной гибели куда лучше, чем попытка выбраться живым? — голос торгаша немного огрубел, будто неуверенность молодого человека его рассердила. — Или дело-то вовсе не в этом? Может, в чём-то…вернее, в ком-то другом? — он хотел было улыбнуться, но недовольство переполняло сполна и даже натянутой ухмылочкой не получилось блеснуть.

— Что вы им…

— Не обманывайте себя, Стефан. Вы не, невзирая на своё нынешнее, должен отметить, не такое уж плохое, положение — членом семьи не являетесь и этот замок домом вашим никогда не станет. Смириться не удастся. Вы не можете знать наверняка, что завтрашний день наступит и кто-то из юных кровожадных дам не решит положить конец вашим страданиям, что бы они не испытывали и, как бы к вам не относились. Ежели я правильно понял, то их истинная сущность стала вам известна, а значит, ещё больше должны понимать, что ваша смерть неизбежна, рано или поздно, но блюдом станете именно вы, как и планировалась. Я изъявил желание помочь миновать эту участь, но вы, стало быть, от неё отказываетесь. — Герцог с подобной раздосадованной интонацией был сам на себя не похож.

— Возможно, вы правы, — нерешительно произнёс брюнет, опустив глаза в пол, — Три сестры волнуют меня, и я понятия не имею почему! Даже зная правду…мне отвратительно, страшно, но не думать о них не получается. Я словно под чарами! И мне правда хотелось бы сбежать, но каков шанс, что они не придут за мной? Какова вероятность того, что я выживу, давая отпор Альсине Димитреску? И пришлось бы мне вступить в бой с её дочерями? Сколько сомнений… — Стеф в отчаянии схватится за голову. — Они чудовища, и я не должен испытывать симпатии, но мне кажется, что я далеко от них не ушёл, что я их понимаю. И пусть самолично не убивал кого-то, но именно из-за меня это произошло.